Я думаю, «Соло для часов с боем» продлило им жизнь. Если бы они не превозмогали себя для последних спектаклей, они скончались бы раньше. Сцена — их жизнь.
Тарасова, Грибов, Яншин, Станицын, Андровская, Массальский, они ушли как-то быстро, один за другим, совсем недавно. Им успевали отметить пышные юбилеи. А вслед за юбилеями — похороны, такие же торжественные и каждый раз оглушительные. Последние интеллигенты МХАТа. Их провожала вся театральная Москва.
Их и невозможно было провожать иначе. Они хоронили друг друга, и всегда оставался часовой — кто-то из них, следующий.
Помню, после очередных похорон Павел Массальский сказал:
— Все. Следующий я.
…Во МХАТе на Тверском Георгиевская осталась последней из этого второго поколения, столь же великого, как и первое.
Они ушли, и стало все возможно. В театр приходили зрители в грязных галошах, в потертых джинсах, в рабочих робах. Развязные старшеклассники, полупьяный люд. Не знаю даже, когда начался распад.
История, как известно, повторяется: попытки развала были и прежде.
40 лет назад Маленков вызвал Кедрова: «Что вы там все с молодежью возитесь, давайте нам свое собственное поколение, стариков». Второе знаменитое поколение после этого вполне могло бы и не состояться. Но в ту пору еще оставался дух актёрского товарищества, интеллигенты еще были в силе, и судьба театра для каждого из них была важнее собственной судьбы.
Четыре года назад уже само руководство театра подало мысль о разделе театра, о неизбежном сокращении труппы. И один из современных политических лидеров поддержал: «Мы недавно из Агропрома две тысячи уволили — и ничего».
Потом кое-кто робко подсчитывал убытки от разделения — в рублях. Называлась цифра 1 миллион 200 тысяч, и больше называли, и меньше — две администрации, две бухгалтерии и т. д. Чтобы никому не было обидно, каждый из МХАТов поименовали — один имени Горького, другой имени Чехова.
Когда-нибудь критики, драматурги, специалисты опишут раздел театра — гибель его. И убытки посчитают, не в рублях — в душах.
Что такое два МХАТа? Два — значит ни одного. Не может быть двух Красных площадей или двух Адмиралтейств. И Олег Николаевич Ефремов, как автор и исполнитель идеи, видимо, останется не только в истории театра, но и нашей культуры.
Прежде чем разделиться, во МХАТ были набраны актёры из других театров, по звездному принципу. А свои, в том числе и те, кто служил театру давно, и при великих стариках были не лишними, — оказались вынуждены уходить. Коллектив разбух, Олег Николаевич, взяв лучших, на его взгляд, занял основную сцену в проезде Художественного театра.
Хороших актёров он набрал отовсюду, замечательных, но это был уже не МХАТ (многие и ушли потом).
А остальным как быть? В филиале на Москвина — ремонт, и очень надолго. Другая сцена, на Тверском, предполагалась для театра Дружбы народов. Тут как раз, вовремя, и явилась Татьяна Васильевна Доронина.
Анастасия Павловна Георгиевская осталась, и в театре оказалось две народные артистки СССР. Два, можно сказать, лидера. Формальный и неформальный. Ситуация знакомая издавна: формальный лидер пришел как избавитель и занял все главные кресла. Ведущая актриса, художественный руководитель, директор — в одном лице. Все давно знают, усвоили, что абсолютная власть развращает абсолютно, но каждый раз на пути к этой власти никаких преград. И некому внушить, что актриса и художественный руководитель — две разные профессии, если это не театр одного актёра. И уж совершенно другое дело — директор. Совмещать творческие порывы и деловую хватку вряд ли возможно и не всегда пристойно. Власть Станиславского была неограниченна, но то была власть художника, а не администратора, и он своею властью пользовался деликатно. Пожизненная подруга его, замечательная актриса Лилина, которую очень любил Чехов, так и не стала народной СССР.
Из писем министру культуры СССР, первым секретарям СТД СССР и РСФСР, главному редактору «Советской культуры», председателю ВЦСПС, первому секретарю МГК КПСС и т. д. «Мы, нижеподписавшиеся артисты МХАТ СССР им. Горького, заявляем свое категорическое несогласие с творческой, гражданской, этической позицией и поведением директора — художественного руководителя театра н. а. СССР Дорониной Т. В. и терпеть далее обстановку созданного ею авторитарного режима, основанного на произволе, беззаконии и унижении профессионального и человеческого достоинства артистов и других работников, считаем для себя невозможным».
Не чересчур ли — «беззаконие», «произвол»?