С той же последовательностью Бухарин копал яму и для себя. Опекуны уходили в тень, разделяя участь подопечных.
Случалось, что подопечные служили как бы оселком, на них испытывали прочность опекунов; спотыкающийся, тающий поэт показывал, что опекун обречен.
Впервые Мандельштам обратился к Бухарину за помощью в 1922 году, в связи с арестом брата Евгения. Осипа Эмильевича запросто принял Дзержинский, предложил взять брата «на поруки». А следователь учтиво сказал Осипу, поручителю: в случае чего «нам неудобно будет вас арестовать».
Пройдет немного лет, когда «удобным» станет все.
Передо мной — бесценные документы. Без малого шестьдесят лет хранилась и охранялась эта зловещая папка в серой обложке под грифом «секретно» — «Дело № 4108 по обвинению гр. Мандельштам О. Э. Начато 17.V-1934 г.» Заглянув в эту папку, как в подвальную лабораторию убийц, можно не только узнать тайное, но и перепроверить общеизвестное.
Из «Воспоминаний» Надежды Мандельштам:
«Внезапно около часа ночи раздался отчетливый, невыносимо выразительный стук. «Это за Осей», — сказала я и пошла открывать.
За дверью стояли мужчины,— мне показалось, что их много,— все в штатских пальто.
Из большой комнаты вышел О. М.: «Вы за мной?» — спросил он. Невысокий агент, почти улыбнувшись, посмотрел на него: «Ваши документы». О. М. вынул из кармана паспорт. Проверив, чекист предъявил ему ордер. О. М. прочел и кивнул.
На их языке это называлось «ночная операция».
Они вошли в ночь с 13-го на 14-е мая 1934 года».
В этот вечер как раз приехала из Ленинграда Ахматова.
«Обыск продолжался всю ночь. Искали стихи, ходили по выброшенным из сундучка рукописям. Мы все сидели в одной комнате. Было очень тихо. За стеной, у Кирсанова, играла гавайская гитара. Следователь при мне нашел «Волка» («За гремучую доблесть грядущих веков…») и показал Осипу Эмильевичу. Он молча кивнул. Прощаясь, поцеловал меня. Его увели в семь утра. Было совсем светло».
(Анна Ахматова, «Листки из дневника»).
И Надежда Яковлевна, и Анна Андреевна ошиблись в дате. Немолодые одногодки. Ахматова вспоминала эту ночь более двух десятилетий спустя, ей было под семьдесят, за это время произошло столько трагических событий. Надежда Мандельштам взялась за перо еще позднее. Вслед за ними дату ареста — в ночь с 13 на 14 мая — повторяют все исследователи.
Открываем папку — лист дела 1. Ордер № 512 выдан 16 мая 1934 г. «сотруднику Оперативного Отдела ОГПУ тов. Герасимову на производство Ареста-обыска Мандельштама». Сколько устрашающих заглавных букв. Внизу размашистая роспись красным жирным карандашом ЯГОДЫ, «Зам. председателя ОГПУ».
Лист дела 2. Протокол обыска-ареста от 15 мая. Изъяты «письма, записки с телефонами и адресами и рукописи на отдельных листах в количестве 48 листов. Обыск производил комиссар Оперода Герасимов, Вепринцев, Заблов…» — неразборчиво.
Арестованного отвозят на Лубянку. Что взял с собой поэт? 16/V-1934. Управление делами ОГПУ. Комендатура. Квитанция № 1404. Принято… Восемь шт. воротничков, галстук, три запонки, мыльница, ремешок, щеточка, семь шт. разных книг». Отдельная квитанция на деньги — 30 рублей.
Среди книг — томик Данте.
Явление Христа — Лубянке.
В этот день Мандельштам собственной рукой заполнил «Анкету арестованного». Пункт 21 — состояние здоровья: «Здоров: сердце несколько возбуждено и ослаблено». Пункт 22 — кем и когда арестован: «ОГПУ 16 мая 1934 г.»
16-го — безусловно.
Документы «Дела № 4108» я буду сопоставлять с воспоминаниями Надежды Мандельштам.
Тюремных пыток, о которых она пишет, не было. Никакую едкую жидкость в глазок двери не пускали. Не крутили и пластинок «с голосами типовой жены, матери». Это — его галлюцинации. Лубянским дознавателям не было нужды тратиться на пытки, потому что поэт, подавленный, растерянный, оказался «легкой добычей» и на первом же допросе рассказал все. Еще до показаний, заполняя протокол допроса, он добросовестно вспоминал себя шестнадцатилетнего и на пункт № 11 об общественной и революционной работе наивно ответил: «В 1907 г. примыкал к партии с. р., вёл кружок в качестве пропагандиста». Это вменили ему в вину и в 34-м, и в 37-м.
Допрос начался через день после ареста, 18 мая.
Два первых вопроса — разминка. Бывали ли за границей? С каких пор занимаетесь литературой?
Вопрос третий: «Признаете ли вы себя виновным в сочинении произведений контрреволюционного характера?»