Выбрать главу

«Дорогой Вадим, сердечно поздравляю и желаю вам всего самого наилучшего, ваш Леонид Утесов».

«Поздравляю вас…» Клавдия Шульженко, сестры Есенина, дочь Шаляпина, командир крейсера «Аврора»…

На этот раз в Магадан отправилась чествовать певца группа знаменитых артистов из Москвы.

«Грамота.

Центральный штаб трудового соревнования Севвостлагерей Дальстроя МВД СССР выдает настоящую грамоту Козину Вадиму Алексеевичу, солисту Центральной культбригады Маглага за творческое мастерство и активное участие в организации художественной самодеятельности лагерей.

Зам. начальника Дальстроя, начальник Севвостлагерей генерал-майор Титов.

Начальник культурно-воспитательного отдела Севвостлагерей лейтенант Цундер.

9 апреля 1946 г. г. Магадан».

…Конвой строем выводил их из бараков. На развилке останавливали, выкликали несколько человек, которым — налево; остальным — вперед.

Вперед — на лесозаготовки, налево — в клуб.

Он здесь уже полвека. Привык.

* * *

Родился в Петербурге в купеческой семье. Мать — цыганка, пела в хоре. Гостями в семье были Анастасия Вяльцева, Надежда Плевицкая. Вадим — единственный мальчик в семье, которого окружали семь сестер, все — младшие.

Сначала выходил на сцену рабочего клуба, затем пел перед вечерними сеансами, в лучших кинотеатрах Ленинграда. «Мой костер», «Дружба» («Когда простым и нежным взором»), «Любушка», «Забытое танго» — эти его песни распевали по всей стране. «Осень» еще не была записана на пластинку, а толпы уже осаждали магазины.

Перед войной пластинки сдавали как сырье для оборонной промышленности. На пластинках же Козина ставился штамп: «Продаже не подлежит. Обменный фонд». Это значит, чтобы купить пластинку Козина, нужно было сдать пять других битых пластинок да плюс заплатить за козинскую вдвое дороже. Целые пластинки в обмен не принимали, тут же о прилавок и разбивали. Вадим Козин долго был единственным, кто не подлежал продаже. Лишь года через два к нему добавили Изабеллу Юрьеву, Утесова, Русланову, Шульженко и Хенкина.

Он заработал для страны денег больше, чем кто-либо. Кто еще? Утесов? Но тому надо было содержать оркестр, а у Козина — гитарист или пианист. Ему аккомпанировал гитарист, еще работавший с Варей Паниной.

Власть Вадима Козина была гипнотической.

Лет шесть назад, узнав, что певец жив, я стал собирать эти свидетельства.

Лидия Васильевна Поникарова, москвичка:

— Я, пятнадцатилетняя девчонка, экономила деньги на школьных завтраках. 15 дней не позавтракаю — билет на Козина. Он останавливался в лучших московских гостиницах, а шил ему лучший московский мастер. На сцену выходит — вся сцена сразу освещается, а на пиджаке — бриллиантовая звезда. О, как же мы все были влюблены в него! Но подойти к нему — что вы, мы же слушали его, как Бога. Мы с подругой поехали на его концерт в Орехово-Зуево. После концерта начался ливень, Вадим Алексеевич увидел нас, улыбнулся: «Садитесь» — и довез до Москвы. А в начале войны я на продовольственную карточку вместо сахара купила конфеты «Мишка» — шесть штук, сказала маме: «Артистам сейчас тоже плохо» и отправила Вадиму Алексеевичу. Я ушла на фронт госпитальной сестрой.

Сергей Павлович Петров, москвич, тоже прошел войну, под Оршей был тяжело ранен в голову и в живот, но и после госпиталя гнал врага до границы;

— Я Козина услышал в 12 лет. С тех пор потерял покой. Это какой-то слуховой гипноз, я думаю — может, благодаря ему и жив остался. Ведь я пел, и мне жить хотелось.

В войну, в один из дней знаменитой Тегеранской конференции, у Черчилля был день рождения. По этому случаю сын Черчилля собирал на концерт лучших певцов мира.

— Если вы сочтете нужным пригласить кого-то из наших певцов, мы готовы… — предложил Сталин.

В ответ было названо имя Козина, который уже сидел в лагере. Сталин выразил неудовольствие, но согласился: «Я обещал…».

Под конвоем его доставили из Магадана в Тегеран. После божественных романсов сразу же был доставлен обратно.

В середине пятидесятых певец стал свободен во всех правах, но остался в Магадане. Областной музыкально-драматический театр прогорал в ту пору. Долги государству исчислялись миллионами. И тогда шли в барак, к певцу. Он выходил на сцену, сам садился за рояль, и переполненный зал сходил с ума! Билеты продавали даже в оркестровую яму.

Ему разрешили ездить на гастроли. Невообразимо, но факт: он (один!) вытащил театр из долговой ямы.