Так впервые в советской литературе был узаконен донос.
«В стихотворении «Кого баюкала Россия» Сельвинский клевещет на русский народ, утверждая…» «Повесть Зощенко «Перед восходом солнца» является клеветой на наш народ, опошлением его чувств и его жизни». И вот уже знакомая лексика, обвинения, приговоры не в «закрытых рецензиях», а на общих писательских собраниях. Галина Николаева: «История Пастернака — это история предателей». К. Зелинский: «Не так легко прийти к сознанию, что перед тобой — враг, который может нанести тебе удар в спину. Это человек, который держит нож за пазухой». А. Безыменский: «Русский народ правильно говорит: «Дурную траву — вон с поля».
С поля вон — Солженицына, Синявского, Даниэля, Некрасова, Войновича…
В последние десятилетия подобными делами заправлял генерал КГБ Ильин, занимавший в Союзе писателей СССР высокую административную должность. Он доверительно предлагал: «Хотите, дам вам прочесть кое-что…» Знающие люди отказывались, понимая, что, прочтя, будут вынуждены отозваться о прочитанном! Некоторые попадали впросак. Впрочем, в последние времена процедура упростилась: не только рабочие, труженики полей, представители общественности, но и многие писатели освоили жанр горячих, ярких откликов, не читая произведений, это стало нормой. «Пастернака не читал, но…»
Сам по себе, рассказывают, Ильин был вполне обаятельный человек, помогал и в делах квартирных, издательских, в зарубежных командировках. Располагало и то, что генерал не скрывал своей принадлежности к тайному ведомству. Он не только знал лично руководителей ОГПУ-НКВД, но и со многими из них начинал вместе служебную карьеру на заре тридцатых годов.
Ни один руководитель Союза писателей СССР со дня его основания не знал столько, сколько генерал Ильин.
Недавно, года два-три назад, его сбила машина. Случайность? Есть и такое мнение: был он уже стар, одинаково бесполезен и безопасен. Но ведь главная опасность — все то тайное и страшное, что он знал…
Во всяком случае, последние его слова были:
— Кто меня сбил?..
Чтобы отлучить писателя от читателя, необязательны «бичи и железы». «Закрытые рецензии» могли служить прекрасным средством перекрывать кислород при непременном условии — если издательства, журналы, газеты заселены исполнительными чиновниками. Молодая советская власть либо приручала издательства, либо уничтожала — это было универсальное бескровное средство изничтожения свободной, независимой мысли — религиозно-философской, научной, публицистической, писательской — всякой.
По справедливости, надо бы, составляя литературный некрополь, вместе с именами загубленных поэтов и писателей, восстановить и имена загубленных издателей. Владислав Ходасевич, исследуя «историю изничтожения» русской литературы, напомнил и о судьбах издательств. В частности, коснулся одной строкой и драматической истории издательства Зиновия Гржебина.
В судьбах Гржебина и Мандельштама есть общая закономерность. Мандельштам, если помните, дважды арестовывался — белогвардейцами, затем — грузинскими меньшевиками, и каждый раз его отпускали. И только встреча с большевиками оказалась роковой. С Гржебиным — то же.
Собрав вокруг себя лучшие литературно-художественные силы — Горького, Андреева, Куприна, Серова, Добужинского, Лансере и других, Гржебин в конце 1905 года выпустил первый номер журнала «Жупел». До выхода журнала он писал художнику Грабарю: «Жизнь со всех сторон пробивается, и никакая цензура и проч. не в силах будет удержать ее… Меня как ответственного редактора прошу не щадить и рисовать все возможно откровеннее, как захочется». Смелый Гржебин сам сделал злую карикатуру на Государя, изобразив его в виде «Орла-оборотня»
После выхода третьего номера журнала Гржебина судили и бросили в одиночную камеру знаменитых «Крестов».