Он ответил:
— Дышать мне нечем было.
Тальце записала в акте экспертизы: «ДАЕТ НЕАДЕКВАТНЫЕ ОТВЕТЫ».
Выступление на районной партийной конференции было первой правозащитной речью Григоренко.
Молодой Юрий Гримм — первый правозащитник, которого он встретил.
Это он, Юрий Гримм, хранил потом генеральскую форму Петра Григорьевича у себя дома. Это он однажды принес ее и уговорил надеть. Сам же и сфотографировал — «для истории».
Когда Григоренко впервые попал в Институт судебной психиатрии им. Сербского и познакомился там с Юрием Гриммом, тот, несмотря на молодость, был уже опытным бойцом.
— Петру Григорьевичу тогда было 58 лет, как мне сейчас… — вспоминает Юрий Гримм. — Мы еще в 1962 году после массового расстрела в Новочеркасске заготовили около тысячи листовок, в сарае печатали, фотоспособом. «Если ты гражданин, если тебе дорога судьба страны, ты должен требовать немедленного снятия Хрущева со всех его постов и предания его суду народа вместе с его подхалимами Микояном и Брежневым. По Хрущеву плачет любое место на Красной площади. Да здравствуют свобода и счастье». И подпись — «Голос народа». Размер 13x18. Через год, в конце ноября, мы снова изготовили и разбросали листовки. Как? Разбили город на участки. Я работал у Киевского вокзала. В метро. На последней остановке метро я нагибаюсь, зашнуровываю ботинок, когда все выходят — резким движением разбрасываю листовки и выхожу. Поезд разворачивается, и в новый путь — с листовками. На следующий же вечер на всех конечных станциях дежурили по пять человек — милиция и кэгэбэшники. Все было поднято на ноги. Мы стали сбрасывать с электричек, на ходу. Там, в тамбуре, над дверью есть такая щель… О-о, какие у нас были ребята. Коле Хасянову исполнилось шестнадцать лет. Он забрался на верхний ярус «Детского мира» — рядом с Лубянкой и оттуда сбрасывал веером листовки. Его не схватили, он ускользнул и тут же пошел на Старую площадь, стал разбрасывать листовки в подъездах ЦК партии… Там же двойные двери, кто-то заходит, открывает наружную дверь — Коля следом, тот проходит в следующую дверь, а Коля здесь же, в тамбуре, рассыпает листовки. …Когда мне дали срок, со мной сидели лесные братья из Прибалтики, оуновцы и бандеровцы из Западной Украины. Они сели пацанами, сразу после войны, за вооруженное сопротивление, убийства, им намотали по 25 лет, до меня они уже отсидели лет по 20 с лишним. Они удивлялись:
— За листовки — срок? Из-за мелочи — садиться? Да коммунисты только пулю понимают.
…Шла война. Рядом с нами, среди нас. Выполнялись и перевыполнялись пятилетние планы, кипело социалистическое соревнование, принимали в пионеры, в комсомол, в партию, герои получали награды, эстрадные конферансье в стихах и в прозе бичевали бездушных волокитчиков, веселя публику. А посреди всего этого шла война.
Даже у самой маленькой страны, воюющей с могучим государством, есть своя армия, пусть плохонькая, свой народ, пусть немногочисленный, готовый уйти в партизаны. А значит, есть возможность если не выиграть, то затянуть войну, вызвать сочувствие мира.
Внутренняя же война горстки людей против огромного государственного и партийного аппарата с вековыми традициями и приемами надзора, самой могучей в мире машиной размалывания человеческих жизней… При неведении и безучастности народа. Шансов, кажется, никаких.
И все же они воевали более четверти века.
Рубежи оставались за властью, их взять было невозможно, но правозащитники побеждали в крупных окопных боях.
Ведущий вечера памяти Борис Альтшулер. Читает:
«Петр Григорьевич Григоренко был арестован в 1964 году первый раз. И объявлен невменяемым с разжалованием из генералов в рядовые. Он был освобожден вскорости из СПБ (спецпсихбольницы. — Авт.) благодаря отчаянной борьбе за него Зинаиды Михайловны Григоренко. Она сумела воспользоваться дворцовым переворотом — падением Хрущева и договорилась с ближайшими друзьями, и те начали по несколько раз звонить ей:
— Зина, ну как дела? Теперь должно быть все хорошо. Мы же знаем, что Петро — друг Брежнева. Ты обращалась к нему?
— Нет! Подожду. Я надеюсь, что сам вспомнит.
Конечно же, телефон Григоренко стоял на прослушивании КГБ, к тому же Петр Григорьевич действительно служил с Брежневым, что легко было проверить. А вот были ли они друзьями? Это проверить было почти невозможно, но КГБ решил не рисковать и угодить новому начальству».