искренне веселился. Ну и в самом деле: лучшие друзья рядом, елочка, Дед Мороз… Да
46
такого Нового Года у нас не было с детства… Что и говорить, расслабься и почувствуй
себя ребенком!
– Хочу встретить свою единственную любовь! – театрально прижал я руки к
сердцу. Приятели довольно заржали. Так уж получилось, что «любовей» у меня очень
много и отношения со всеми довольно запутанные.
– Очень хорошее желание! – Дед Мороз серьезно стукнул посохом в пол. – Будет
тебе любовь!
– Спой! Спой Вадьку Семенова «Новый Год» в Грозном! – взмолился Сема.
Я не стал кочевряжиться.
Отзвенели последние аккорды. Дед Мороз тяпнул на посошок и заявил.
– Засиделся я у вас, пора и честь знать. Новый Год встречайте – меня не
забывайте…– Мы с Генкой сообща проводили его из квартиры. От денег за визит он
категорически отказался.
Затем мы выпили шампанского вместе со страной и Президентом, постреляли с
балкона фейерверком и еще немного побренчали на гитаре. Словом, Новый Год выдался
непривычно тихим и очень душевным…
Возвращался я от Семы утром, непривычно свежий и трезвый. Шел пешком.
Неожиданно сыпал пушистый крупный снег. Город словно вымер. Ни единой живой
души. Живу я, в общем-то, недалеко от Семы. Пройтись в охотку – сплошное
удовольствие. Да и когда я в последний раз шел куда-нибудь пешком? Вспомнить
страшно! В этом белом и тихом мире было так хорошо, как в сказке… Снежинки садились
на куртку и не таяли. И никогошеньки не было вокруг, словно я остался один во всей
вселенной. Хотелось идти себе, идти, без цели и смысла… Вот уже и наш двор. И скверик
напротив. Я перешел пустую улицу. Дико было осознавать, что вся страна отсыпается
после встречи… Не вся. Возле толстого клена стояла девушка в пушистой шубке и
жалобно звала
– Рэмик, Рэмик! Ну, иди же сюда!
Что-то знакомое… Ба! Да это же из соседнего подъезда. Когда я в армию уходил, она еще в школе училась. Смешная малявка с тонкими косичками. Рэмик, это, наверное, кот.
– Что случилось, красавица?
Она поначалу шарахнулась от меня. Затем робко улыбнулась, узнала.
– Да вот, Рэмка за кошкой погнался…
Рэмка оказался терьером, сидящим на дереве в развилке ветвей. Я всмотрелся в
лицо его хозяйки, в голубые глаза, опушенные искрящимися снежинками ресниц и понял: А ВЕДЬ ЭТО ОНА!
47
ЧТО СЛУЧИЛОСЬ НА КЛАДБИЩЕ НОЧЬЮ…
Или рассказ о том, как Михалыч пить бросил
Луна, неправдоподобно огромная, розоватая, величаво всплыла над
островерхими крышами и лохматыми макушками елей. Призрачный ее свет скорее
скрывал, чем подчеркивал три размытые тени, оживленно совещающиеся напротив
покосившегося от времени и непогоды православного креста.
– Давайте здесь! – полузадушенно хрюкала в нос приземистая плотная тень,
прижимающая к груди вопящий и отчаянно вырывающийся сверток.
– Здесь неинтересно, – увещевала ее другая тень, высокая, худая, вооруженная
лопатой. – Пойдемте лучше на армянскую сторону. Там удобно – там памятники!
– Давайте быстрей! – басила третья тень, самая крупная и широкоплечая,
увенчанная неестественно маленькой головой. – Магистр с нас три шкуры сдерет, если мы к двенадцати не поспеем!
– Я уже не могу его держать! – жалобно хрюкал низенький толстяк. – Он
брыкается!
– Ну так сверни ему шею, – лениво посоветовал здоровяк.
– Ни в коем случае! – худой решительным жестом вручил здоровяку лопату. –
Жертва должна быть живой до последнего! За мной!.. – кусты сирени с шелестом
сомкнулись за его спиной. Раздраженно ворча подчиненные двинулись следом.
– …Копайте быстрей! – худой, патетически вздымая к луне длинные руки,
пританцовывал на краю разверстой могилы.
– Быстрей, как же, – жалобно ныл толстяк. – Эту яму, небось, вшестером полдня
копали, а нас только двое! Ты бы помог, что ли… Прыгаешь там…
– Я жертву караулю, – торжественно возвестил худой и удобно уселся на
могильный камушек, рядом с дергающейся в мешке жертвой.
Здоровяк в разговоре не участвовал – он вгрызался в землю с одержимостью
бульдозера. Видимо его подстегивала вероятность расправы, что учинит магистр в случае
опоздания. В ближайших кустах кто-то заворочался. Троица вмиг замерла на месте. Даже
жертва перестала извиваться в своих путах… Тишина… Лунный свет задумчиво скользит
по надгробьям, выхватывая из небытия лица умерших, запечатленных скорбящими
родственниками. Череда теней, даты… Пунктир жизни и смерти…