Теперь я стою здесь, рядом с телом бездыханной одноклассницы. Внутри меня кипело что-то неземное, мною пыталось управлять сверхъестественное. В венах бурлила кровь, меня настиг дикий жар, от которого становилось тяжелее дышать. Я взял стул и присел рядом с катафалком, на котором лежала Маша. Не наблюдал я ни дыхания, ни движений, словно передо мной лежала кукла с запекшейся на лбу и висках кровью; с перекрасившимися в алый цвет темно-русыми волосами; синими, будто замерзшими губами, бледной, идеально ровной кожей, чуть размазанной косметикой - под глазами остались комочки туши. Куда же ехала эта красавица? Я не видел Машу со времен школы. Чем больше я смотрел на нее, тем сильнее хотелось отомстить ей за все, что она делала. За все ее издевательства над бедным, потерявшим свои «лучшие годы жизни» на борьбу с навалившейся депрессией, парнем. Но жизнь сделала это за меня. Правда, в этот момент я чувствовал, что этого мало. Ее смерти за искупление этих действий ничтожно мало. Ничтожно. Внутренний голос звал меня сделать что-то еще.
Я аккуратно убрал простынь, которым было накрыто тело девушки. При виде ее тела с запекшейся кровью на одежде, меня резко затошнило, а следом незамедлительно пришла головная боль. Где-то в голове - или же, наоборот, в отдаленных уголках моей каморки, находящегося через стену от этого кабинета заиграла музыка. Я поднял голову, пытаясь прислушаться к звукам, непонятно откуда доносившимся. Тщетно. Снова накрыв Машу простыней, я отошел к двери своей каморки, прислонившись к ней ухом. Никакой музыки слышно не было. Лишь скрежет лампы в кабинете и тиканье часов в каморке. Внутренний голос умолк, а непреодолимое желание причинить еще больше боли мертвой девушке утихло. Ко мне будто бы пришло осознание, что она уже расплатилась за все. Время подходило к трем часам ночи. Мне нужно было раздеть покойницу и отвезти ее в холодильник, находившийся в подвале. Я записал инициалы погибшей в журнал учета, отметив время и примерную причину смерти. Утром патологоанатомы прибудут на место и раскроят мою одноклассницу своими аккуратными ножичками с белыми рукоятками.
После сделанного я спокойно подошел к катафалку, на котором лежала Маша. Я совсем убрал простынь, чтобы снять с нее одежду. Первым делом я расстегнул ее вельветовую нежно-розовую кофточку, под которой был бордовый лиф, цветом ровно как и ее застывшая кровь. Скоро одноклассница лежала передо мной с обнаженной грудью. Она была словно живая, но капли крови на ее теле и мертвенно-бледный цвет кожи слегка выдавали ее. Тогда я взял спиртовые салфетки из шкафа и принялся стирать кровь с ее шеи, лица и груди. Я аккуратно водил влажным, отдающим чистым этиловым спиртом белым платком, будто бы боялся причинить ей боль. Из вишневого цвета кровь становилась больше похожей на акварель, которой я часто рисовал картины в подростковом возрасте. Тогда я хотел стать художником - а душа моя больше лежала к изображению чего-то жестокого. Я часто рисовал кровь. А теперь, на моей однокласснице, размытая салфетками жидкость была именно похожа на ту алую краску, которую я смешивал с капелькой черного цвета - для получения более темного кровавого. Занятие мое затянулось на полчаса, если не больше. Сейчас Маша выглядела еще более живой. Оставалось аккуратно снять низ.
Я сбросил с ее ног грязные, синие кроссовки, выглядевшие совершенно как новые - они совсем не пострадали. Затем стал стягивать с ее стройных ног черные, скорее всего, такие же новые, как и кроссовки, джинсы. Это стоило больших усилий. Под джинсовой тканью скрывались совсем не стройные, а скорее заплывшие жиром ляжки, а также красовавшиеся на них вены в виде подкожных бурых червей - варикоз. Последнее, что я снял с красавицы всей школы - бордовые кружевные трусики. И вот она - нагая, лежит передо мной. Когда-то, в классе все хотели ее. Еще бы - столько лет назад она была весьма привлекательной. Судя по фамилии - Маша не была замужем, наверное, жила одна или с каким-то парнем. Я внимательно изучал ее тело. Для меня оно было на самом деле идеальным. И в этот момент во мне снова проснулась злость, резко сменившаяся диким сексуальным желанием. Я вовремя остановил заплывшие в голову мысли. Быстро накрыв оголенное тело белой простыней, я схватил ручки катафалка и словно не в себе покатил его в сторону подвала.