Русская фантастика 2010
Повести
Людмила и Александр Белаш
Пылающий июнь
Взгляд 1
Девушка, сошедшая с ума
Я недаром вздрогнул.
Не загробный вздор.
В порт, горящий, как расплавленное лето,
разворачивался и входил…
Теплоход.
Я недаром вздрогнул.
События того лета сохранились отрывочно, фрагментами. Похоже на эпизоды из давно виденного фильма: какие-то куски, яркие сцены, а между ними — полосы темного беспамятства.
Да, именно с видеозаписи все это и начиналось…
— Хочу купить штурмовую винтовку, — заявила Ласса, глядя на сверкающие воды залива.
У огненно-белого горизонта смутно темнел аванпорт. Ближе к берегу высились доки, на грузовых терминалах поворачивались черные согнутые краны — как силуэты марабу. Зной размывал пейзаж гавани белесым маревом.
В прозрачной тени руки Лассы мерцали смуглым атласом. Ее лицо было грустным и усталым. Пальцы поглаживали армейский бинокль, лежавший перед ней на столике.
— Тебе новую вещь в заводской упаковке или сойдет подержанная? — механически спросил долговязый. На нем были поло и шорты, дальше раздеваться некуда. Дальше только плавки. Он развалился на хлипком стуле, вытянув волосатые костлявые ноги и созерцая запотевший стакан с пивом.
— А что лучше?
— Автомат Калашникова. Недорогой, надежный. Зачем тебе большая пушка, Ласси? Попадешься — будет забот по горло.
— Нужна винтовка. Она мощнее.
— Очертенеть. — Долговязый блаженно хлебнул ледяного пива. — Со мной будет тепловой удар.
— Сколько стоит винтовка?
— Возьми металлический макет. На вид не отличишь. Припугнешь — любой в штаны наложит. Отдам за так, только приди ко мне.
Ах, Ласса! Есть на что поглядеть, особенно в коротком и открытом платье из тончайшей «мокрой» ткани. Рост отца-норвежца и прелесть мамы-таитянки. Метр восемьдесят пять плюс каблуки. Накачана суровой жизнью на холодных островах.
«Вроде баб на буровые платформы не берут. И на траулер тоже. Однако развилась — кобыла несговорчивая! Таким прямая дорога в охрану».
— И не жди. Давай к делу. Сколько?
— «Калаш» стоит тысячу триста, с комиссионными — полторы. Доставят через неделю.
На оградку террасы, пыхтя, навалился грудью заросший музыкант — и уронил к туфлям Лассы платок, которым только что обтирал свою потную физиономию.
— Хай! Жарища, верно? — Он перегнулся через загородку, силясь уцепить платок, не достал и для утешения схватил стакан долговязого.
— Поставь на место, свинья! — возмутился тот.
— Да брось, не жмись. — Музыкант утопил нос в пене. — Я немножко. Горло засохло.
— Ты, ВИЧ-инфицированный, мигом плати за мое недопитое!..
— Я справку принесу, что здоров. Завтра.
По горящему зеркалу залива медленно двигались суда, издавая горестные трубные звуки.
— Если река еще обмелеет, — музыкант вернул стакан, — остановят ядерный реактор в Милиане. Ему, блин, нужна вода. Останемся без света! А ты куда глядишь? Хочешь парня? Вот он я.
— Арто так и не нашли? — лениво спросил долговязый. Ласса промолчала, изучая гавань в бинокль.
— Царство небесное. — Музыкант грузно закинул бычью ногу на ограду; загородка жалобно скрипнула. — Помянем! Закажите мне коктейль. Вот не ждал, что ты водишься с этим спекулянтом!
— Полегче, борода. — Долговязый снова повернулся к Лассе. — Так ты берешь?
Подошел анундак. От него за метр пахло желтой полынью, позвякивали колокольцы на косичках, а в круглом вырезе цветастой рубахи-дашики щерилось ожерелье из чьих-то зубов.
— Товар можно брать у меня, — предложил он музыканту. — Наши привозят регулярно. Я тут сяду. Хакей?
— Беру. — Ласса отодвинулась от африкоса.
И вдруг что-то изменилось. Словно в мир жаркой истомы вторглось нечто постороннее, тревожное. Девушка с испугом огляделась — что? почему? — и вновь подняла бинокль.
Вот оно.
Из-за мыса, вытянувшегося в простор гавани, выворачивал большой сухогруз. Мрачная плавучая скала в море огня. Давящий свет смазывал детали, но Ласса несколько раз нажала сенсоры настройки, и в расплывчатом поле зрения проступили угловатые тяжелые буквы: «ГОЛАКАЛА».