– Ох, ну что Вы, – было видно, как Лаврентий делает вид, что это ему совсем неинтересно, – куда Вашему покорному слуге… только если Вы так захотите…. Я с удовольствием, мой господин.
Фёдор еле заметно хмыкнул.
– Что ж. проступок требует наказания.
В его руке появился его излюбленный красный топор.
– Но прежде, все-таки хочется услышать, что нам скажет виноватая. Итак, юная леди, есть, что сказать?
Девушка сначала молчала, прикусив губу, но потом набралась смелости и заговорила, выпрямив спину и гордо посмотрев на графа:
– Все, как и сказал мой подчиненный. Я выпустила и помогла сбежать нашему пленному.
У Фёдора вздернулась вверх бровь от такого дерзкого выпада. Он не ожидал такой самоуверенности от нее:
– И что же послужило причиной такого поступка?
– Мои личные убеждения. Граф, я ни на секунду не сомневаюсь в Ваших убеждениях и по-прежнему готова отдать за наше дело жизнь, но у меня также есть свои принципы. То, что мы держали в заложниках ребенка… я не могла на это смотреть… я признаю свое вину и готова нести ответственность.
Она говорила уверенно, ни разу не дрогнув.
– То есть, ты признаешь свое предательство? – ехидно переспросил Лаврентий.
– Я не предавала. Но если граф так посчитает, то так тому и быть.
– Хм… – задумчиво протянул Фёдор, – то есть, ты бы сделала то же самое, независимо ни от чего?
– Да.
– А что, с этим дитем плохо обращались? Сколько ему лет-то было?
– Восемь, граф.
– Ты ответила не на весь вопрос, Женечка.
Евгения сначала сомневалась, но все же дала ответ:
– Господин Фёдор, буду честна перед Вами. Хоть Вы и сказали проявлять к сыну лекаря уважения, но… эти нелестные слова Петра Никифоровича про Черную розу разожгли ответную неприязнь. Поэтому, я имела местно наблюдать, как некоторые наши товарищи обращается с плененным ребенком.
Вмешался Лаврентий:
– Да и поделом ему, этому…
– Не перебивай, – Фёдор заткнул мужчину, – они били его?
– Нет, но…
– Хорошо. Короче, опустив драму, и подытожив все это: тебе стало жалко мальчишку, и ты его отпустила. И почему только я должен разбираться в этой белиберде, – граф вздохнул, – понятно-понятно. Я вижу, что случилось. Евгения поставила свой личный моральный кодекс выше блага организации. Вы, г-н Лаврентий, видели, как эта дама совершает сие предательство и допустили его, дабы доказать свою верность. Я все понял. Хорошо, время понести наказание.
Фёдор поднял топор, замахиваясь. Девушка закрыла глаза. Хоть она и выглядела спокойной, на висках и лбу выступила испарина.
– Да-да, так тебе и надо, дрянь!
Фёдор лезвием рассек со свистом воздух. Раздался глухой удар, а через пару секунд – грохот рухнувшего тела.
– Ну, как-то так. Одна свинья пошла на сало, ха-ха.
Граф взмахнул топором, стряхивая с лезвия кровь. После, достал из кармана жилетки белый платок, чтобы протереть запачканное орудие.
– Почему? – раздался тихий, почти плачущий голос женщины.
Евгения стояла и смотрела на обезглавленного Лаврентия Платонова и тряслась.
Слишком много нервов, она сломалась под конец.
– Ммм? Что-то не так? Я лишь сделал то, что он и хотел – наказал одну дрянь, – он отвернулся, направившись обратно к креслу, после чего добавил, – ненавижу подхалимов. Насчет тебя. Я немного злюсь, знаешь ли. Твои убеждения и храбрость тебя спасли, но то, что ты лишила нас такой большой наживки меня, совсем не радует. Иди и ищи способ, как все исправить. Не найдешь – твоя голова тоже полетит с плеч. Ответственность нужно нести.
– Спасибо, граф, – он преклонила голову в поклоне.
– Ой, да выпрямись ты, не позорься. Иди уже. И да, чуть не забыл. Не важно, кто твой противник, хоть безногая старуха, хоть маленький ребенок – не проявляй жалости. Это тебя погубит, стоит только дать слабину. Круши недоброжелателей без тени сомнений, либо вовсе не создавай себе врагов, коли чересчур сердобольная. Поняла?
Девушка кивнула и судорожно выбежала вон из комнаты.
Глава 29. Мелкий шрифт.