Дома я бывал набегами, наскоками и зачастую даже не видел родителей, которые так же чем-то были сильно заняты. В особенности удивляла странная рассеянность мамы, которая совершенно перестала меня пилить по поводу и без, и встречала непривычной лаской и объятиями, будто я не почти уже совершеннолетний, а малыш слюнявый. Да и отец бросал на меня странные задумчивые взгляды. Вообще, вернулись родичи из своего путешествия, какими-то непривычными.
Но разбираться с новшествами было недосуг – потом когда-нибудь всё всплывёт. Мой же забег на длинные житейские дистанции продолжился. Сергей Михайлович меня предупредил, что на преддипломной практике никаких послаблений не ожидается, так что никаких хвостов или задолженностей в учёбе не должно быть. График, сброшенный мне на мыло впечатлил своей грандиозностью и порадовал разнообразием. Наконец-то представится возможность поработать и с частными сыщиками, и настоящим помощником адвоката, а не так как в начале.
В вирте я так же занялся тем, чем уже давно собирался: прокачкой вернувшихся способностей и обретением и совершенствованием новых навыков. Всё-таки, решил наконец-то стать полноценным скальдом. А это, как владение мечом, а у меня ещё и парными клинками, так и магическими музыкальными инструментами. Штудировал книги, которые добыл, сбегал пофармить в катакомбы Молоха. В идеале очень хотелось бы довести до максимума все скилы, но - увы!
Стор, стоп, стоп! Кажется, я опять думаю об игре, а не о том, что нам пытается донести наш препод. И лицо у Виталия Валентиновича очень недовольное. Судя по прямому взгляду - мой отсутствующий вид не остался незамеченным. Очень не хотелось бы быть пойманным нежданным вопросом, ибо, о чём он нам вещал последние минут пятнадцать, я понятия не имею.
Даже чувствую, как вибрирует от недовольного напряжения между нами воздух, даже скашиваю глаза в конспект Али – нет, такого отношения профессор Сикорский не простит. Но, мне везёт, ибо чей-то мобильник громко всхлипывает модной мелодией, и мужчина отвлекается, чтобы раздражённо сделать замечание другому. А вскоре, спасительным гонгом раздаётся звонок на большую перемену.
Большая часть народа несётся в столовую, а я привычно вцепляюсь зубами в энергетический батончик, впериваясь в окно. За стеклом кружит крупными хлопьями слабая метель. И от одного вида этого хочется поёжиться, и кажется, что порывы ледяного ветра прорываются сквозь невидимые щели в рамах – только это иллюзия.
Что-то мама не звонит, и от этого как-то не по себе – привычка всё ещё действует, хотя дёргать на переменах она меня перестала ещё месяца два как. Странное дело – теперь волнуюсь уже сам, а то мало ли что. Жизнь – это не вирт, возрождения не сулит.
И вообще, стал замечать за собой много странностей. Например, иногда впадаю в странное состояние, которое определить иначе, как «зависание» - просто не могу. С этим надо определённо что-то делать: иначе вся учёба, да и практика «коту под хвост». Только с кем бы посоветоваться – не знаю. Родители не поймут, а врачи своими исследованиями замучают, и будет только хуже…
Мои самокопания прервал голос Артура и его рука, опустившаяся на плечо.
- Сем, а Сем! Опять погрузился в нирвану?
- Ты что-то хотел? – поморщился я.
Его слишком пристальные взгляды не заметить было трудно. Неужели снова попытается меня уговорить вступить в свою команду? Однако он сумел удивить.
- У меня не просто дело, а делище не меньше чем на три кило крипов…
- Ха, заинтриговал, - обернулся я, комкая обёртку и пуляя ею в урну, как заправский снайпер.
- Тогда пойдём, приземлимся в каком-нибудь тихом местечке. Разговор – приват, не для чужих ушей, - и зачем-то посмотрел на запястье. Его браслет как-то странно помаргивал то красным, то синим. Это явно было какое-то предупреждение или сигнал, понятный только ему.
- Пошли…
Пустая аудитория нашлась довольно-таки быстро, наверное, Беркутов подсуетился заранее и разузнал о свободных. Она была небольшая, явно для групповых занятий: несколько столов, шкафы с книгами и чем-то ещё – всё, как обычно.
Но вместо того, чтобы начать разговор, Артур присел на столешницу преподавателя, сложил на груди руки и отвернулся к окну. Трудно начать? И это ему?
Некоторое время я ждал. Где-то за дверями суетился народ: шаги, смех, разговоры. Но перемена-то не резиновая!
- И? Чего хотел-то?
- Никогда не думал, - начал он, - что придётся подбирать правильные слова…