И старая вёльва резко повернулась. Какое уж тут деланое равнодушие?! У Янники задрожали губы.
- Неужто совсем не понравился жених? – удивилась вёльва.
Девушка с трудом удерживала слезы, потому как незачем плакать, но… Она, шмыгнув, пожала плечами, не понимая, как расценивать происходящее. Если честно, Янника вообще к Асгару Молчаливому не приглядывалась, пока шла. А поняла, что это он и есть, когда имя своё настоящее произнесла так опрометчиво. Но тогда поздно уже было… Его портрет частенько мелькал в классе на тетрадках у девчонок. И не только его. Но разве она вглядывалась? И лишь тогда, когда при прощании белокурый спаситель посмотрел на неё так, как смотрят торговцы на редкий экземпляр, купленный по дешевке у дурочка, у девушки от предчувствия и липкого страха зашлось сердце. Тогда она и вспомнила слова отца, что правитель Северного края Харальд Сигурсан уже заплатил хилест её семье.
Янника собрала волю в кулак, призывая спокойствие, и уже хотела ответить вёльве строго на вопрос… Но вместо этого произнесла то, что давно болело в её нежном, глупом сердечке:
- Я больше Рига не увижу? Никогда-никогда? – и крупная слезинка, одна-единственная, скатилась по щеке.
Долго молчала вёльва, внимательно разглядывая Яннику, застывшую с невероятно прямой спиной. А потом, махнув рукой, вдруг обессилено присела на лавку, чтобы сказать тихо:
- Да куда же он от тебя денется, девочка моя?! Куда? Если захочешь, судьба его на блюдечке к тебе принесёт, все дороги к твоему порогу построит!
И заревела Янника, кидаясь в Хейд, и счастливо всхлипывала у неё на груди, уткнувшись, как маленькая девочка. Вёльва убаюкивала плаксу, гладила по спине, пока слёзы облегчения и радости не закончились все.
Она вытерла последние капли с юного лица своими добрыми, натруженными, слегка шершавыми руками. И улыбнулась:
- А в Храм ты всё-таки слетай на своём тряпичном скарбе. Вот никто и не успеет тебя разглядеть. И не вздумай мне здесь театру разыгрывать, что не понимаешь, про какой летающий скарб я говорю!
Янника покраснела и выдавила:
- И всё-то ты знаешь, Хейдуша!
- Ох, не всё, моя девочка. Не всё!
***
Ночью город не спал. Все, предчувствуя невероятное, стекались к благословенному кругу. И стар, и млад. И даже вёльва с девчонками не утерпела. Надев своё строгое церемониальное платье, сняв с головы привычный, серый вёльвин убор, уложив белоснежные волосы наследной иллике в высокую причёску с перекрёстными косами, вдев в уши серебряные серьги с тяжёлым зелёным камнем и став на невысокие каблуки, Хейд сбросила в буквальном смысле лет тридцать. Не меньше!
Красивая, высокая, статная, она не шла – плыла. Той самой, слитной походкой наследных иллике. И Янника невольно скользила рядом, потому как тело вспомнило перебор. На них оборачивались благоговейно. Дуся сначала плелась следом, а может катилась, кто знает?! Девчушка пыталась раз десять подстроиться, но потом, махнув рукой, поскакала вперёд, как могла, периодически останавливаясь, чтобы не потеряться.
У круга было уже совсем тесно, когда вёльвы подошли. Но народ, кланяясь, расступался. И вёльвы скоро очутились у самого камня. Громко журчала вода, и резервуар у стелы был почти полон. Второе солнце уже село. И все ждали, когда загорится на севере первая звезда Снежного Хротгара.
Вот высоко-высоко над головами задрожало марево ночи, и сквозь него блеснул яркий голубой свет, а потом, словно растягиваясь в разные стороны, вспыхнула далёкая звезда. Она, отражаясь, кинула на чёрную стелу первый луч, прочертив знак снежного благословения. Вода кинула в резервуар последнюю каплю и поверхность застыла, ловя сияющее мерцание, отражённое стелой. Круг скрипнул, ловя свою часть света. И приподнялся над землёй. Люди ахнули.
И лишь Хейд, величественная и торжественная, простёрла руки вперёд. Над Дергиборгом запел её могучий, чистый голос:
- Ладет снодектэ хавет кёке! Дет ёукерь Ликке опп, бринг хёйп ог глете тиль фольг! Мюуте алле вейрё хельдиге и дег! Йомфрисней, текк!
Что она пела, понять остальным было трудно, да и не нужно было, но Янника, которая с детства слушала этот забытый язык, сумела перевести в голове более или менее близко: «Снежное море пусть кипит. Поднимает Счастье вверх, приносит людям надежду и радость. Пусть сегодня будет удача всем! Снежная дева, благодарим!»
Круг стал быстро подниматься вверх, пока не достиг самого верха стелы. Он сначала медленно, а потом всё быстрее стал крутиться.
Никто не мог видеть происходящее, так как Янника. Но все ощущали. С земли, отрываясь от слежавшихся за эти неприкаянные годы, сбитых в грязные кучи счастливых порошин, стали отделяться начала маленькие, потом всё более крупные и крупные куски. Они сначала тянулись в резервуар с водой, потом, чистые, их затягивало вовнутрь жернова, а потом, они вспыхивали над поверхностью круга, ловя на себе отраженный луч звезды.
Как летят вверх кусочки пламени от костра, так и счастливые порошины, словно рой горячих всполохов, как сноп крупных искр, поднимался над жерновом и разлетался по всему городу. И эти всполохи отражённого света были вины всем. Люди закричали от счастья. Над стелой копился целый вихрь искр. И когда их собиралось много, они, разгоняясь, ударялись о стелу и разлетались далеко-далеко яркими огоньками, покрывая светом мостовую, дома, заборы и самих жителей.
Жители Дергиборга кричали от счастья. Дети с неутомимой радостью ловили в воздухе огоньки, которые потом цеплялись к их одежде, капали на волосы и лица. Их свет не обжигал, не грел, но светился долго, угасая потихоньку нежно и красиво. И все крыши домов, вся мостовая и все люди теперь переливались счастливыми огоньками. Лишь на один дом не попало ни капли. На дом Ольсонов.
Дуся, которая сначала счастливо и беззаботно ловила всполохи вместе со всей детворой на площади, подпрыгивая высоко, зорко следила, в какую сторону Дергиборга полетит новый сноп. Когда же она поняла, что только на крышу одного-единственного дома в городе так и не попало ни единой светлой крупинки, Дуся побежала к Хейд.
- Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! – отчаянно крикнула она, хватая вёльву за руки. – Пожалуйста! Прости их! Ну хоть сегодня! Ну, пожалуйста! Простишь? Простишь? Только сегодня! Ну что мне сделать, Хейдуша? Что?
Её голова снова и снова оборачивалась туда, где в пространстве городской улицы отчётливо зияла тёмная плешь.
- Я не могу этого сделать, Дуоссия Эггэн! – строго сказала вёльва.
- Не можешь? – и у Дуси в глазах мелькнула такая боль! – Совсе-совсем не можешь?
- Я? Нет…
- А кто? – Дуся не хотела сдаваться ни за что! – Кто может?
Хейд присела перед девочкой на корточки и взяла её маленькие ручки в свои:
- У твоей недальновидной семьи есть одна очень серьёзная заступница…
- Кто это? – прошептала Дуся, уже готовая бежать за ней на край света.
- Ты!
Дуся сначала не поверила, но Хейд никогда не врала ей, и поэтому девочка, в которой надежда отчаянно боролась с неверием, переспросила:
- Я?!
-Ты…
Тогда Дуся вздёрнула свой нос, прямо, как Янника когда-то, и, расцветая, важно произнесла:
- В городе, где хозяйкой служит Дуоссия Эгген, в славный праздник Лёй-гар-да-гур (это слово она произнесла медленно и по слогам) ни одна семья, даже самая недальновидная (это слово также далось с трудом) не останется без снежного благословения!!! – а потом добавила совсем по-детски: – Я побегу к своим, Хейдуша? Можно?
И вёльва поцеловала её в сладкую макушку:
- К следующей ночи вернись…
- Вернусь! – крикнула Дуся, срываясь в отчаянный бег.
И очень скоро над тёмным пятном на городской улочке вспыхнул первый сноп счастливых искр.
***
Янника с Хейд ещё побыли какое-то время среди счастливой толпы возбужденных, никак не желавших расходиться людей. Но…
-Что ж, – сказала Янника вёльве, – наверное, и нам пора домой. Нужно поспать ещё. Утром будет много дел.