Девушка осторожно вышмыгнула за дверь и по лестнице направилась в свою комнату.
— Я с тобой, — поддержала ее Марианна.
Оказавшись в спальне, Мануэла почувствовала себя немного легче.
— Марианна, — обратилась она к сестре. — Мне уже лучше. Возвращайся в гостиную.
— А ты не врешь? — не поверила та, сгорая от нетерпения вновь встретиться с Антонио.
— Не вру, — замотала головой сестра. — Иди.
— Ну, как знаешь, — пожала плечами Марианна и тут же исчезла за дверью.
Оставшись одна, Мануэла прилегла на кровать. Неожиданно в дверь постучали, и на пороге показался Эмилио. В первое мгновение Мануэла растерялась, но потом вскочила с кровати и недовольно проговорила:
— Вам не кажется, что не очень прилично врываться в мою спальню?
— Извините, — замялся Эмилио и закрыл дверь. — Я увидел, что вам плохо, и подумал, что, может быть, чем-нибудь смогу вам помочь…
— Для этого у меня есть муж и слуги…
Эмилио слегка покраснел.
— Но я ведь хотел как лучше…
— Спасибо, но будет лучше, если вы вернетесь к остальным, — Мануэла нахмурила брови.
Однако незваный гость, казалось, и не собирался уходить.
— Вам понравились мои цветы? — неожиданно спросил он.
— Да, но впредь я хотела бы попросить вас этого не делать, — категорично произнесла Мануэла и подумала:
«А если сейчас зайдет Фернандо? Что он подумает?.. Но Эмилио, оказывается, не так-то просто выставить за дверь. Значит, я должна уйти сама».
— Мне нужно уходить, — проговорила Мануэла и направилась к двери.
— Прошу вас, — остановил ее Эмилио. — Мне хотелось бы вам очень о многом рассказать…
В это мгновение в комнату вошел Фернандо и от изумления застыл на месте, пытаясь сообразить, что же тут происходит. Затем он резко схватил Эмилио за грудки и прижал к стене.
— Какого черта ты шляешься по спальням чужих жен?! — заревел он.
— Я только хотел… — невнятно забормотал Эмилио.
— Знаю я, чего ты хотел! — Фернандо встряхнул гостя так, что у того отскочила пуговица от пиджака.
— Перестаньте! — закричала Мануэла, но, вдруг почувствовав, как тошнота с еще большей силой подступает к горлу, бросилась в ванную.
Тем временем Фернандо, приоткрыв дверь, вытолкнул Эмилио в коридор.
— Чтобы я тебя больше не видел в своем доме!.. Завтра получишь расчет!.. И благодари Бога, что сегодня у меня гости…
Ничего не ответив, Эмилио молча удалился.
Пока жена отсутствовала, Фернандо немного успокоился. Через несколько минут он уже корил себя за несдержанность.
«И чего это я так наорал на Эмилио? — подумал мужчина, укладываясь в кровать. — Да и Мануэле досталось… Ведь совершенно нормально, когда твой друг заботится о здоровье твоей жены… Тем более, если тебя нет рядом…»
Когда вернулась Мануэла, Салинос лежал поверх одеяла и смотрел в потолок.
— Любимый, — робко прошептала девушка, — я все объясню…
Фернандо посмотрел на жену отсутствующим взглядом и медленно покачал головой.
— Все в порядке…
Непривычное спокойствие мужа пугало девушку. Мануэла понимала, что в глубине души Фернандо не простил ни ее, ни Эмилио.
— Фернандо, твой друг заметил, что мне плохо, и решил помочь, — Мануэла проговорила эту фразу очень быстро, боясь, что Салинос не даст ей договорить.
— Я верю тебе…
— Фернандо, не заставляй меня оправдываться… Это глупо… Тем более, я не чувствую за собой никакой вины.
— Все нормально, — муж забрался под одеяло и вымученно улыбнулся. — Иди ко мне…
Мануэла разделась и примостилась рядом с Салиносом, положив голову ему на грудь. Поглаживая тоненькими пальчиками шершавую щеку мужа, девушка робко прошептала:
— Я тебя очень люблю…
Салинос выключил ночник и предложил:
— Давай спать.
— Давай.
Мануэла улеглась поудобнее и через несколько минут ровно задышала. А Фернандо еще долго не мог уснуть. Он почти до рассвета лежал с открытыми глазами, вспоминая неприятные события прошедшего дня.
4
Впервые за всю совместную жизнь с Мануэлой Фернандо, уходя на работу, не поцеловал жену. Хотя вечером они и помирились, на душе у Салиноса было пусто и холодно.
Он спустился в гостиную и, позавтракав в одиночестве, отправился на службу. По дороге Фернандо встретил Антонио, пребывавшего в совершенно противоположном настроении. Друг смеялся, радуясь каждому пустяку, и это почему-то раздражало Салиноса.