Это было чуть больше часа назад, но кажется, что в прошлой жизни. Или в позапрошлой. В прошлой я и представить себя не могла, что этот мужчина когда-либо ко мне прикоснётся.
Говорить всё ещё тяжело, и я киваю.
Помню.
Моё болеутоляюще спит в соседней комнате, но ещё немного я могу потерпеть. Всё же он приехал за нами в больницу — я должна Марку Броуди Рождество.
Он отводит меня к той же стойке, на которой всё ещё стоит тарелка с недоеденным омлетом. На этот раз я не сажусь, а стою рядом и смотрю, как Марк достаёт из холодильника бутылку вина. Бокалы он находит в третьем навесном шкафу, по очереди открывая каждый из них. За весь вечер это первое напоминание, что вообще-то это не его квартира. Не его дом и даже не его город. Мы здесь не гости — мы случайные постояльцы, как и он сам. Наш поцелуй — это как секс по телефону: снятие напряжения со случайным человеком, настоящее имя которого так и останется за кадром. Только интонации голоса. В моём случае — твёрдость губ, прерывистость дыхания и надёжные руки. Всё это фикция. Обоюдный порыв из разряда сделать и жалеть или не сделать и жалеть ещё больше.
Я сделала и прямо сейчас обещаю не изводить себя сожалениями и всевозможными «а что, если». Мы с Марком выпьем по бокалу шампанского, пожелаем друг другу счастливого Рождества, и я вернусь к сыну. Сегодняшняя ночь быстро сотрется из памяти. Это — следующее обещание.
— Ты не доверяешь мне. — Я вскидываю взгляд на застывшего с двумя бокалами Марка. — Я прав?
И снова правильные слова в правильный момент. Этот человек собаку съел в переговорах. Можно было не сомневаться, что и со мной он в них вступит.
Никогда не умела торговаться, потому что считаю это занятие унизительным для обеих сторон.
— Да.
— Хорошо, — он кивает. — Мать учила меня не сидеть в присутствии женщин, поэтому, если тебе не сложно, присядь.
Марк показывает на высокий табурет, на котором я сидела ранее, и это снова дипломатический ход.
Хорошо. Я сажусь.
— У нас ничего не получится без доверия. А мне очень хочется, чтобы получилось.
Это не то, что я ожидаю услышать, поэтому мгновенно теряюсь.
— З-зачем? Для чего это тебе?
Нас разделяют сорок дюймов мраморной стойки, но это впервые, когда я так долго и настолько близко смотрю в его глаза. Мне не нужны ДНК-тесты, я узнаю в них Лекса. И цвет, и разрез — всё одинаковое. Даже верхние ресницы во внешних уголках так же завиваются кверху.
Судя по тому, что он первый отводит взгляд, Марк не собирается отвечать на мой вопрос. Он берёт бутылку и начинает медленно снимать с горлышка слой золотистой фольги. Теперь я слежу за его руками, которые ловко откупоривают шампанское и наливают немного пенящейся жидкости с узкий бокал. Затем во второй, и, взяв оба, Марк направляется ко мне.
— Рождество наступило десять минут назад, — он протягивает мне один из бокалов. — С Рождеством, Минни.
Мои брови взлетаю вверх.
Минни? Он это серьёзно?
Марк — сама невозмутимость. Только кивком указывает на бокал, поторапливая меня.
Я беру и наклоняю к его бокалу Марка.
— С Рождеством.
Мы оба делаем по глотку. Вкуса шампанского я не чувствую, потому что всё ещё рассчитываю на ответ. В том числе и невысказанный.
Что это за «Минни»?
Похоже, Марк видит моё нетерпение, но всё равно поступает по-своему: ставит свой бокал на стойку и опускает руку в карман брюк, откуда достаёт маленький кожаный кисет с серебристой надписью.
— Это тебе. Открой.
Удивление. Изумление. Растерянность.
Подарок для меня? У него?
Внутри оказывается серебристая цепочка с кулоном в виде маленькой мышки. Её тело — прозрачный камень. Настолько сияющий, что в нём без труда узнаётся бриллиант.
Я не успеваю и слова сказать, как Марк берёт у меня из рук цепочку и обходит меня сзади.
— Позволь мне.
Едва его пальцы касаются обнажённой кожи шеи, моё тело простреливает яркая вспышка. Я деревенею, а щёки немедленно заливает краской. Воздуха я вдыхаю совсем чуть-чуть, чтобы не задохнуться, пока Марк неторопливо и очень аккуратно перебрасывает мои волосы на одну сторону. Я поднимаю руки, чтобы ему помочь, и ту же следует приказ:
— Стой смирно!
Стою.
Кулон тяжело ложится во впадинку на груди. Камень сияет, я наклоняю голову, чтобы рассмотреть его получше, и в этот момент слышу за спиной приглушённый рык.
Я мгновенно выпрямляюсь, но уже поздно. Ладонь Марка, обрисовав шею, спускаются к ключице, а на её место приходят его горячие губы.
— Ещё немного, малыш. Пожалуйста, не отказывай мне сейчас.
Его слова — вербальный нейрализатор. Яркая вспышка в голове, и я уже не помню, о чём договорилась сама с собой всего пару минут назад.