Она начнет ласкать его руками, но не для того, чтобы возбудить, а чтобы полностью удовлетворить его. Потом докажет, что это удовольствие ничто по сравнению с тем удовольствием, которое она доставит ему губами. Затем она повторит весь путь, пользуясь животом, бедрами, ступнями, подмышками, волосами, носом, языком, грудями, ягодицами. Она завлечет его в себя каждой порой своей плоти и всеми познаниями в любовной науке. Она подчинит его своей воле совершенством сладострастной игры и привьет ему такую привычку к ее плоти, которая привяжет его сильнее любого порока. Она не даст ему возможности придумать какую-либо ласку — она сама подарит их все — с тем же талантом (она высоко себя ценит), что и проститутка высокого полета, и с большим вкусом и скромностью (она очень постарается), чем девственница ее возраста.
Воображение готовило ее к подвигу всю ночь. Она не единожды возвращалась к каждому жесту, представляла себе его воздействие, со знанием дела смаковала страстные судороги мужчины, поздравляла себя с собственным неоднократным наслаждением, с бесстыдством вслушивалась в похвалы, которые должна была заслужить.
Эта мысленная репетиция возбудила ее — она слишком долго держала на привязи свою страсть. Пальцы ее не ищут собственной груди и женского естества — она знает, что не умеет доводить себя до наслаждения.
Марион убеждена в правильности своего выбора: мужчина, на котором она остановила взгляд, именно тот любовник, что необходим ей. Он удовлетворит ее. И она спешит заняться любовью с ним, извлечь, наконец, конкретный опыт из всего, что подготовил разум.
В полусне она или нет? Стала ли ее мечта явью? Или она забыла о своей ссоре и гордыне? Она придвигается к спящему Дану, касается его своим обнаженным телом, нетерпеливым лобком, горячими бедрами, затвердевшими сосками грудей. Он просыпается, неуверенно дотрагивается до нее ладонью. Она ложится на него, ее губы бегают, по коже знакомого тела, подчиняют его своей прихоти, возвращают ему силу желания. Он молча вступает в привычную игру и, ощутив ее согласие, вонзается в нее, не заботясь о том, что чувствует она.
Марион, как припев, повторяет себе, что счастлива. Ее мозг и сердце удовлетворены. Стоит ли желать большего? Отныне ей достанет мужества признать, что физическое наслаждение не главное в супружеской жизни. Одной заботой станет меньше! Ее союз с Даном может обойтись и без этой материальной связи. Разве у них нет иных возможностей для взаимной любви? Как она смогла забыть о них? Какой смысл вновь проходить — наверняка с меньшими шансами на успех — через превратности любви с незнаемым человеком? С тем самым незнакомцем, за которого мгновением раньше собиралась замуж, а сейчас почти забыла!
Кстати, а как выглядит ее избранник? Пока она разрабатывала программу совместных удовольствий, она не заботилась о том, чтобы вызвать в памяти его лицо и облик. Она с запозданием пытается воссоздать их, вообразить, как бы действовал тот, окажись он на месте Дана, в положении Дана, двигаясь, как двигается Дан — скользя в нее, выскальзывая и снова проникая вглубь с требовательным упорством — твердая мощная плоть раздвигает тесное влажно-горячее, как бы живущее собственной жизнью естество Марион, ждущее излияния семени и сладкого наслаждения Дана.
За черной завесой век ей не сразу удается воссоздать черты нового любовника, выражение его лица. Вначале у нее в глазах пляшут разноцветные искры, играют сполохи. Она тщательно организует их, складывает в строгие линии, формы. И вскоре на мысленном экране возникает изображение. Любовник явился, он возник из хаоса, но его легко узнать. И ее плоть и душа немедленно начинают желать его. В ответ он силой сжимает в объятиях сказочно податливое тело.
Ее любит именно тот, кого она выбрала в заместители Дана. Но теперь, когда он обрел существование в ее грезах, Марион поняла, что он не будет ни наследником, ни заместителем ее мужа — он обязательный солюбовник Дана, его неизбежный двойник, и он обладает Марион совместно с мужем. Он в теле Дана всей тяжестью возлежит на ней. И каждый из них дает жизнь другому.
Марион уже не в силах отличить одного от другого. Невероятное счастье, которое она испытывает, представляя, как их слитые в одно животы прижимаются к ее животу, как их рты целуют ее, как их единая мужская плоть проникает в нее так глубоко, как не проникал ни Дан, ни Филипп, как их совместная судорога подхватывает ее, как ее наполняет пол у прелюбодейное семя, открывает ей истину — она никогда не получит удовлетворения, если любовь этих двоих будет раздельна.