Она неторопливо разделась догола, влезла в туфли на высоком каблуке и взглянула на свое отражение. При этом в голове ее текли плавные, ленивые, как всегда, ничем не встревоженные мысли. Порой этот мыслительный поток и вовсе обрывался, и в сознании образовывалось пустое пространство. Но внизу живота поднималась теплая волна томного возбуждения, словно все мысли проваливались туда, в щель между ног. Потом волна спадала, и в мозгу начинал клокотать поток обрывочных суждений.
И что разоралась, старая еврейка?.. Орет, как недотраханная ослица. Это и есть еврейская кровь. Потому что есть жиды, а есть евреи. Евреи — древний, прекрасный и удивительно талантливый народ. Избранный Богом. А Карл Маркс — жид. Гитлер и Сталин — тоже жиды. Инвалид Петрович, который вечно торчит во дворе и норовит хлопнуть по заднице, если идешь мимо, — конечно же, настоящий жид… Отец был русским… На заводе варил сталь. Всю жизнь. Зарабатывал, правда, неплохо, но жене-еврейке никогда его заработков не хватало.
Она смотрела на себя в зеркало, и это каждодневное углубленное занятие заставило ее настолько сосредоточиться, что крики мамаши за окном стали казаться приглушенными, будто доносились из-под подушки.
…Да, удачно перекрасилась в блондинку. Темная кожа лица, ярко-голубые глаза и золотые волосы — убойное сочетание… А вот грудь все-таки тяжеловата. Грудь взрослой телки. Для шестнадцати с небольшим лет полновата грудь. Интересно, если каждую сиську на весах взвесить, сколько потянет?.. Носик русский, чуть вздернутый… А лицо узкое, тонкое, еврейское… Разрез глаз тоже восточный, дремучий, таинственный…
Она достала из буфета швейный сантиметр и в который раз измерила свои представительские параметры, словно собиралась посылать эти данные вместе с фотографией в какой-нибудь журнал или на конкурс красоты. Как и прежде: 105, 66, 105 сантиметров по груди, талии и бедрам. При среднем росте показатели почти призовые. В манекенщицы, понятно, не возьмут, там рост нужен под 180, но такие дылды не очень-то ценятся. Мужчины-коротышки чувствуют себя угнетенными при таких баскетбольных великаншах.
Голос матери за окном, достигнув крещендо, начал давать сбои, перешел на сипение и повизгивание.
— И вы сейчас думаете, что она лежит на софе и плачет в подушку от своей подлой жизни?! Я вам скажу, что вы очень ошибаетесь! Я вам скажу, что сейчас она стоит перед зеркалом и рассматривает свою голую задницу! Вот что она делает!
Эти слова Аня услышала, когда скалилась в зеркало, рассматривая свои ровные белые зубы, и никакого изъяна в них не находила.
…Орет и орет, но уже устала, ухайдокалась… О себе бы подумала! Всего-то тридцать семь лет бабе! Ожирела, конечно, но есть любители и на такой соблазн. Каждую неделю ездит в Москву, якобы в синагогу, теперь это так называется. Просто любовник у нее около синагоги живет. Вот она и трахается вместо молитвы. А в мужике этом килограммов сто веса. Интересно, в какой позе утешаются два таких пузатых носорога? Могли бы аэробикой заняться, в сауну сходить, на теннисный корт. До пятидесяти лет женщина должна выглядеть хоть куда. А потом еще пару годков, и жить уже незачем… В пятьдесят с небольшим Анна Васильевна Плотникова умрет… Имя хорошее — Анна Васильевна. С таким именем в России жить можно… А если судьба ненароком забросит, скажем, в Израиль, то там можно метрику показать, где значится мама: Сара Моисеевна Шломович. Опять же получится «своя». Неплохо, но в Израиле делать нечего.
Мысли провалились, в мозгу — пустота, а когда окружающая действительность вновь стала зримой, настроение осталось прежним — без раздражения, но и без радости. Словно под вопли матери рассуждал кто-то другой, а не она, Аня Плотникова.
…Все-таки школьные подонки — директор с завучем зарезали ей золотую медаль. Не нашли подходящей причины, чтоб не давать медали «аморальной разложенке», так влепили по четверке за физику и математику… Паскуды, конечно, да теперь наплевать. Прощай, школа! И кому эта медаль нужна? На шею ее, что ли, повесишь? Один черт! Все равно ни в какой институт она, Аня, поступать не собирается… А мамаша все орет. Придет сейчас домой и начнет прощения просить, ноги целовать, плакать на весь дом и подарки подсовывать… Как все надоело! Уйти, что ли, насовсем? Паспорт на руках, аттестат получен, что там еще нужно для вольной жизни? Шубы не надо, июнь — месяц теплый.