– Кэти, – тихо сказал он, – меня зовут Томас, и я хочу рассказать тебе, как выглядит сегодня закат над Хог-Бэк Маунтин с парадного крыльца дома твоей бабушки Нэтти.
Голос был глубоким, звучным и странно знакомым. Где я могла его раньше слышать? Почему-то этот голос ассоциировался у меня с уютом.
– Привет, Томас, – ответила я, не открывая глаз. И не стала спрашивать его фамилию. Я знала этот голос. – У меня сегодня плохой день.
– Я знаю, милая.
– Я просто не могу понять. Почему я?
– Раньше я думал, что плохие вещи случаются только с другими людьми. Но это не так.
– Разве я это заслужила? Но я не могу понять, в чем моя вина.
– Ты ни в чем не виновата, Кэти.
Возможно, этот голос мне просто снится. Или ангел пришел поговорить со мной. Нельзя игнорировать ангелов.
– Почему ты так уверен? – спросила я.
– Мои жена и сын погибли от несчастного случая. И если бы я тогда вел себя иначе, я мог бы их спасти. Или хотя бы моего сына. В то утро была моя очередь присматривать за ним, но близилась сдача важного проекта. Мы с женой поссорились, выясняя, чей график важнее. И я настоял, чтобы она взяла сына с собой на работу.
– Ох, Томас. Мне так жаль.
– Я всегда думал, что люди, которых я люблю, защищены каким-то магическим полем – просто потому, что я их люблю. И что если Бог существует, то он ни за что не позволит чему-то страшному случиться с ними или со мной. Я был хорошим человеком. Я никогда и никого целенаправленно не обижал, за что же Бог мог меня наказать? А затем плохое случилось. Настолько плохое, что я и представить себе не мог. Все, во что я верил – в судьбу, удачу, справедливость, – полетело к чертям. С тех пор я чувствую себя так, словно стою на руинах дома, в котором прожил всю жизнь. И я мог бы отстроить его заново, но дом уже не будет прежним. Я не знаю, с чего начать.
– Пустота. Такая пустота внутри. Я понимаю.
– Я не священник, не философ и даже не терапевт. Но я много времени провел, пытаясь понять, почему люди страдают. Буддисты говорят, что дело не в понимании или объяснении, а в том, чтобы принять страдание и посмотреть, какой урок мы можем из этого извлечь, чем можем помочь себе и другим.
– Буддисты видят… луч надежды.
– Именно. А мусульмане считают страдания божественным испытанием, которое мы должны пройти. Можем ли мы встретить страдания с надеждой, смирением и храбростью? Они говорят, что без страданий в этом мире не осталось бы пути к спасению.
– Ислам… не для неженок.
– Верно. Там не повиляешь.
– Епископальная церковь… тот еще фуршет.
– Что?
– Меня растили ее прихожане. Мои тетушки… говорили… что епископальная церковь респектабельнее унитариев и… там закуски вкуснее.
Томас, мой таинственный собеседник, издал странный звук. Сквозь наркотический туман и апатию я поняла, что он смеется. Я его рассмешила. Только представьте. Возможно, часть меня до сих пор может очаровывать.
– Говори, – попросила я. – Продолжай говорить.
– О’кей. Давай посмотрим. Католики тебе говорят, что пути Господни неисповедимы и, чтобы понять природу страдания, нужно быть смиренным. Не беспомощным или покорным, нет, просто смиренным, умеющим слушать и слышать. Мой отец посылал меня и моего брата в католическую школу. Так что я могу честно сказать: если ты не станешь слушать монашенку, она продемонстрирует значение слова «смирение» и ты будешь страдать.
Я слабо улыбнулась.
– Забавно, – прошептала я.
– Было не слишком забавно, когда сестра Анджела швырялась в меня резинками. У нее была подача, как у Роджера Клемонса.
– Астроса.
– Ты разбираешься в бейсболе?
– Клемонс, Роджер. Победитель Си Янг, спец по скользящим мячам. Мой отец брал меня с собой смотреть матчи. Наше единственное общее хобби.
– Мы обязательно сходим на матч, когда ты поправишься. Договорились?
– Договорились. А пока расскажи мне что-то хорошее.
– Когда теряешь все, – медленно заговорил он, – ты слепнешь. И остается только сидеть в темноте и ждать, когда в твою жизнь вернется свет. И он начинает возвращаться, луч за лучом, немного, но этого хватает, чтобы выжить. И тебе нужно лишь верить, что этот свет однажды станет ярче.
– Я ослепла. Я сейчас вообще ничего не вижу.
– Я знаю, но не сдавайся.