Тем временем они подошли к памятному камню.
— «Будь осторожен, человек», — прочитал Йорг фон Бальмоос. — Вот он, Эзе, голос глубокого мрака. В Европе и во всем мире есть несколько сот человек с положительной реакцией. Я имею в виду дыхательную реакцию. Они заражены возбудителем, который в тысячу раз токсичнее вируса СПИДа. Возбудитель страха смерти. Кто хочет забыть о нем, приходит к нам. Но горе тому, кто помешает нам позитивно мыслить.
— Кому это «нам»? — спросил Зуттер. — Вы что — секта?
— Нам это ни к чему. Ты разве до сих пор не заметил, что все вокруг построено по принципу секты? Пару лет назад я с Лео побывал на выставке пластификатора, точнее, Лео со мной, там она мне показала, где раки зимуют и что такое искусство. Это были экспонаты, которые умелый хирург сделал из людей — правда, им прежде пришлось умереть. Но они не позволили безропотно кремировать или похоронить себя, а в виде экспонатов из сухожилий и нервов родились для нового мира. Увидеть этот мир они не могли, зато могли показать себя — и их увидели. Хирург-художник разрезал их на тончайшие пластинки. Затем растянул, оставляя большие промежутки, на семь метров в длину. Он облагородил заурядное лицо, превратив его в золотую маску, и посетители смотрели сквозь него. Никто не оставался равнодушным. При желании человека могут препарировать в античного дискобола, Эзе. Или выставить в виде беременной женщины, аккуратно разрезав в длину вместе с зародышем в чреве, слои которого напоминают кондитерское изделие, — старый Наль со своей скульптурой прекрасной жены священника не идет с этим ни в какое сравнение. Публика ходит на цыпочках по огромному выставочному павильону, в котором можно было бы продавать ванны или дезинтеграторы. А теперь это молельня с комнатой ужасов.
Я наблюдал за публикой, Эзе, как она обнюхивала эти памятники удавшейся смерти — похотливо и благоговейно: мол, есть же люди, которые решились так себя увековечить! В углу выставочного зала чудо-доктор положил книгу отзывов. Список очередников. Несчастные восторженно приветствовали в нем светило науки, благодетеля человечества, вершину благочестия. Просили и с ними проделать то же самое. Все, все хотели встать в очередь к чудо-доктору. Все жаждали ультимативной косметики, которая им ничего не будет стоить, если не считать маленького отрезка жизни! Я отыскал Леонору, которую все еще считал примерной женой, охраняющей покой художника. И что же я увидел? Ее глаза сияли! Тогда-то я и понял, Эзе, что пробил час полуночного мрака. Лео открыла для себя величайший черный рынок мира. На нее снизошло озарение. Она стала вампиром… Все, все хотят стать тем, чем они и так являются, — артефактами. Ну как тут еще заниматься искусством? Ведь это все равно что делать холодильники для Северного полюса! Дыхание, объяснила мне Лео, когда мы ели черничный пирог, — это текстура без материи. Но когда правильно втягиваешь в себя воздух, он соединяется с клеточной тканью, поддерживает ее, преображает, обновляет все тело. «Йоргли, — сказала она, — я тку своему „внутреннему“ человеку праздничную одежду, прекрасную, как фата невесты, прочную, как волосы феи, легкую, как ветер. Я открываю для него небо, где он может летать». Единственное, чего она не сказала, но это подразумевалось само собой, что от смерти есть одно надежное средство.
— Смерть, — сказал Зуттер.
— Вопрос только в том, как ее обставить. Лео планирует праздник прощания в виде фейерверка или ракеты с двумя ступенями. Первую мы зажигаем на Эйерс-Рок. Мир затаивает дыхание. Вакуум аккумулирует энергию, накапливает ее под самую завязку. Через три года — взрыв, и мы отрываемся от земли. Мир расстается со своей историей, издавая протяжный вздох. Тут-то и приходит конец вашему Вечному возвращению, господин Ницше.
— А последняя ступень? — спросил Зуттер. — Где она взлетает?
— У истоков Нила. В Африке земля впервые вдохнула в себя человека, в Африке она снова избавится от чужеродного тела.
— Зачем твои дамы учатся стрелять?
— Кто не умеет задерживать дыхание, тот рискует прежде времени исчезнуть с лица земли. Недавно Лео перелистывала газету в поисках траурных объявлений. Все еще самая сильная страница в твоем издании. Там она наткнулась на фамилию одного члена правления многих советов. Он был ее клиентом — и моим тоже. И вот отправился в мир иной. «Да, — сказала Лео, — Нигг выпустил его из своих рук». Нигг — это главный врач городской больницы.
— Знаю, — сказал Зуттер. — Я только что видел его в пансионате Баццелль. Он приехал на семинар.
— Ты встретишь там немало клиентов Лео.