— Это господин Якоб Зутер, — сказал Джон, — но вы, кажется, не Зутер.
— Позвольте мне объяснить. — Зуттер задыхался, ему казалось, что он сейчас упадет замертво, и тогда уже ничего не исправишь. — Моя официальная фамилия Гигакс. Но для моих друзей я Зуттер. Фройляйн Баццелль — наша близкая подруга. Поэтому мы — я и моя жена — регистрировались под этой фамилией, вот уже больше десяти лет. Зуттер — это… но объяснять пришлось бы слишком долго.
— Вы художник? — спросил Джон или Оскар. — Или, может, артист?
— Он журналист, — подсказал охранник, заглянув в водительские права.
Юная Виола — уж не подумали ли они, что это она вот уже десять лет жена Зуттера? — должна бы вмешаться снова, но она стояла молча.
Охранник, похоже, ждал указания арестовать «чету», но Джон или Оскар поднял руку.
— Журналист, — произнес он подчеркнуто вежливо. — Вы собираетесь писать о нашем семинаре?
Зуттер тяжело вздохнул.
— Пожалуйста, позовите фройляйн Баццелль.
— Фройляйн Баццелль умерла, — сказал мужчина в черном тренировочном костюме с широкой белой полосой. Тот, которого звали Зутером. — Она была здесь хозяйкой, Джон, вплоть до весны этого года. Я тогда приехал в Сильс, чтобы покататься на лыжах. О ее смерти писали все газеты.
— Пожалуйста, принесите стул, — попросила Виола, поддерживая Зуттера.
Спортсмен по фамилии Зутер мигом принес табуретку и подхватил Зуттера с другой стороны, помогая ему сесть. Зуттер обеими руками вцепился в сиденье табуретки, знакомой ему по прежним временам.
— Врача! — крикнул Джон или Оскар. — Позовите профессора Нигга!
Услышав эту фамилию, Зуттер встал.
— Не надо, уже прошло.
В вестибюле повисло тревожное ожидание. К группе подошел мужчина лет сорока, тоже в тренировочном костюме, и скользнул взглядом по Виоле.
— Эмиль! — крикнул он. — Что ты здесь делаешь?
Зуттер узнал главного редактора своей газеты.
— Вернер, — с трудом улыбнулся он, — пожалуйста, идентифицируй меня.
Казалось, только встревоженное настроение окружающих помешало главному бурно выразить свою радость. Но даже нескрываемый намек на нее оказал свое действие.
— Это наш человек, он пишет отчеты о судебных процессах. По крайней мере, писал много лет подряд, — быстро поправился он. — Эмиль Гигакс, или Зуттер, один из самых значительных мастеров нашего дела. Он каждый год приезжал в Сильс, когда тут еще был пансионат. Приезжал с женой. — Он внимательно оглядел Виолу. — Пансионата больше нет, Эмиль, его продали. Теперь это центр для проведения заседаний — или станет им. Оскар Гензелер, наш Джон, — молодой владелец центра.
— Фройляйн Баццелль умерла? — спросил Зуттер.
— К сожалению, — подтвердил главный редактор, — к сожалению, да.
— Вы по-прежнему желаете снять комнату? — заботливо спросил Джон или Оскар.
— Да, — ответил Зуттер, — пожалуйста, номер двадцать один.
Прежде чем молодая администраторша застучала по клавиатуре, молодой шеф сказал:
— Мы это уладим. Могу я пригласить вас на чашку кофе, господин Гигакс? И рюмку хорошего коньяка?
— Я подожду в машине, — сказала Виола.
— Нет, мы пойдем вместе. — Зуттер взял ее за локоть и в тот же миг почувствовал, что она прижалась к нему.
Столовая. Угол, где он сидел с Руфью. Столы покрыты уже не белыми, а красно-бурыми скатертями. Там, где стоял рояль, на стене висела наполеоновская геральдическая композиция с буквами EU посередине, огромная, как охотничий трофей. Два длиннющих обеденных стола, переводчицы в костюмах песочного цвета. Кофеварка. Горы чашек и тарелок, блюда с печеньем, люди, работающие челюстями, они держат чашки или подносят их ко рту, разговаривают или громко смеются. И почти все в разноцветных спортивных костюмах. А Серайна все это время была уже мертва, а в его с Руфью комнате жил некий господин Фёгели. Был тут уже и какой-то Зутер.
— Господин федеральный советник! — проговорил Хензелер, и тот возник, точно вырезанный из газеты, улыбался во все стороны, на нем тоже был тренировочный костюм, светло-зеленый. «Конфликт — это наш шанс, — услышал Зуттер его слова. — Festina lente, и: Кригель, такие пятна не выводятся!»
Все время кивая головой, Зуттер слушал, что рассказывал ему Хензелер, который тоном верховного главнокомандующего заказал для Зуттера и Виолы кофе и собственноручно налил в рюмки арманьяк. Зуттер повернулся к окну, из которого открывался вид на небольшой сарай, который любила Руфь: если бы дом мог быть кошкой, ею стал бы именно этот сарайчик. Перекосившееся строение все еще было на месте, глядя на него сверху, злилось и слепило глаза солнце. А они все стояли, Зуттер и Зутер, Виола и Хезелер, профессор Нигг и федеральный советник, и помешивали кофе в своих чашках.