«И вправду: то, что на свету лежит, менее всего заметно».
На следующий день сказавшись больным, он не вышел на промысел, рискуя остаться без работы. Родным заявил, будто по тайге соскучился так, что мочи терпеть нет; надо ему, дескать, хотя бы денек по урманам побродить, в себя прийти, от Счастливого с его людишками, опостылевшими, отдохнуть. Жена неладное почуяла, да смолчала: видела, что муж, как охотиться перестал, то сам не свой стал. Пусть и встревожило ее поведение Егора, да успокоила себя: уж пусть лучше по тайге шатается, нежели с Бахусом дружбу заводит, по примеру многих соседей.
Взял старший Власов с собой топор покрепче, припасов кое-каких – да в лес ушел. День не было его, два, три; родные переживают, тревогу бить думают: на дворе осень вовсю о своих правах заявляет, по ночам холодает так, что лужи тонким льдом сковывает, а отец хоть и опытный лесовик, однако же оделся не столь тепло. Евья к управляющему лесопилки наведалась, просит помочь поиски организовать – самые толковые мужики лесорубами трудятся. Тот – достойный своего начальника ухарь, - лишь фыркнул, да за дверь выставил: Власов лодырь и обманщик, дескать, работать не хочет, вот по лесам и прячется; а работяг порядочных отвлекать от промысла не будет, даже если и вправду беда случилась.
Думала уже Евья к безносому Степану идти, упрашивать до райцентра ее на своей «буханке» свозить, да к участковому обратиться, но тут пропавший сам объявился. Похудевший, шмыгающий носом от зябких ночей, проведенных на влажном мху, однако все же целый и невредимый.
-Задумал я думку одну: как нам немножко состояние свое поправить, - свалив возле зева печки охапку поленьев, выуженных из заплечного мешка, заявил старший Власов, отмахнувшись от объятий жены.
-И как же? - уставились на отца домашние.
-Помнишь, мы с тобой как-то на лыжах решили до твоих родителей пройтись, да я по пути ногу подвернул? - обратился к супруге старший Власов.
Прежде, пока родители Евьи еще были живы, супруги по зиме, когда это было сделать проще всего, часто посещали их, тропя глубокий снег на широких лыжах.
-Ты побежала за помощью, а чтобы я не замерз, наломала веток из лиственничной рощицы, возле которой это случилось… Еще тогда, несмотря на переживания, я заметил, что несколько тоненьких веточек пыхают огнем на протяжении нескольких часов – когда поблизости заскрипели полозья нарт твоих родителей, они все еще согревали меня, - продолжил отец. –Ты еще потом убеждала меня, что мне это все привиделось от холода и боли, однако я-то знал – и вчера убедился в этом воочию, - лиственницы тамошние, то ли из-за состава почвы, то ли из-за других обстоятельств, но столь необычным свойством действительно обладают.
-Только не говори, что ты нарубил это в Холат-во̄р сяхыл! – срываясь на мансийский язык, воскликнула в ужасе Евья, отбросив в сторону клубок шерсти, из которой собиралась было что-то связать.
-Даже если и там, то что такого? - удивился глава семейства. -Я специально проверил еще раз: один чурбан горит так, словно не знает, что ему положено сгорать! Только представь, сколько желающих на такие дрова будет! Понятно, в Счастливом с бедолагами нашими много не заработаешь, так я в райцентре продавать их буду!
-Не вздумай! - взвыла Евья, заломив руки. -Там не деревья стоят, но менквы – люди из лиственницы! Одно дело, если ты у них несколько веточек обломишь – даже и не заметят может, - и совсем другое – рубить их тела на куски! Терпеть не будут, шестипалую Яныг-экву на помощь позовут, а та загубит всех обидчиков, кто на ее угодьях разор чинили!
-Чушь какая, - обидно загоготал отец. -На дворе двадцать первый век, а что твои родители в сказки верили, что ты. Да еще и Семке голову пудришь – а он у нас и без того легковерный!
Женщина вспыхнула от злости и вылетела из комнаты прочь, громко хлопнув дверью. Из родительской спальни донеслись ее рыдания, перемежающиеся сильным грудным кашлем.
-Завтра в эту рощу пойдем, - не глядя на сына, заявил Егор Власов. –И не вздумай при мне даже разговоров об этих плесневелых поверьях заводить – вмиг в чувство крепкими подзатыльниками приведу!
Кивнул с покорным видом Семен, а сам глаза прячет, думает лихорадочно, как бы беду от семьи отвести: ему уже наяву видится, как они бредут с отцом по тайге, а к ним со всех сторон, стелясь по лесному ковру, тянутся узловатые ветви, намереваясь разорвать обидчиков. Дождался, пока измотанный после лесования отец спать ляжет и бегом на улицу – помощи у Ерофеевых просить.