Он был готов уже выбросить из кармана остатки фольги, которую оставлял на ветках в качестве вешек с той поры, как они с отцом вошли в лес – посторонний человек и не обратит, небось, на них внимания, а братьям Ерофеевым эти знаки, лукаво поблескивающие среди лесной поросли, должны были подсказать правильный путь… Но тут вдруг отец резко свернул на едва видимую, волчью тропу, петлявшую меж выворотней и бурелома. Лес здесь был другой, грозный, всем своим видом показывающий людям, что здесь им не место.
Нависающие над головой Власовых ветви недавно поваленных бурей деревьев сцеплялись между собой в агонии, заставляя свет меркнуть. Под ногами захлюпал влажный мох, быстро распрямляющийся после человеческой ноги. Щебетанье беззаботных пташек сменилось размеренными и грозными окриками недружелюбного ворона. Среди уремы заметались сумрачные тени, вспугнутые присутствием непрошенных гостей. Порадовавшись, что само Провидение не дало ему наделать глупостей, Семен повесил на мертвые корни ближайшего выворотня кусочек фольги.
Наконец, выбравшись из чащобы, Власовы оказались на широкой прогалине, появившейся без видимых на то причин: ни ручейка, ни скальных выходов, привычных для подобных мест, - лишь роща плотно стоящих лиственниц в центре, от которой остальной лес словно отодвинулся, оставив вокруг лишь мелкую поросль.
-Дошли, - сбросив со спины рюкзак, тяжело дыша возвестил отец. –Передохнем чутка, и за работу примемся.
Сделав небольшой привал на прогалине, вскоре Власовы направились в рощицу, деревья которой, при приближении их, грузно зашевелили ветками, осыпая людей иголками желтой хвои, в то время как остальной лес стоял в безмолвии - ветерка, даже малейшего, не было. Переступая через вспученную мощными корнями землю, Власовы шли вглубь частокола лиственниц: отец старался уйти как можно глубже, чтобы не попасться на глаза случайному лесовику; не дай бог, узнают дельцы, наподобие Овчарова, про секрет этого места, так в считанные дни технику нагонят да наемных лесорубов, ни одной ветки чудодейственной после себя не оставив. Семен от страха дрожит, чудятся ему в дуплах лиственниц лики злобные, гневливо рты раскрывающие. Лишь на одно уповает – на помощь Ерофеевых, вешки для которых он все продолжал оставлять.
Наконец, дошли до места, показавшееся Егору достаточно укромным. Деревья здесь стояли уже не столь плотно, как по краям рощи, и было достаточно места для того, чтобы взмахнуть топором. Выбрал Егор лиственницу с половину человеческого обхвата – такую и свалить несложно, и поленьев можно нарубить достаточно толстых, - да говорит сыну:
-Вот ее и порубим. Доставай топоры!
Семен же взглянул на дерево и чуть не присел от страха: намеченная к рубке «жертва» вздыбила ветви, поводила ими из стороны в сторону, а затем сплела мертвой хваткой две свои самые толстые лапы, как будто показывая, что сделает со своим обидчиком, если не повезет ему попасть к ней в «руки». Отец не видит ничего этого, спиной стоит, а расскажи ему Семен об увиденном – так тот лишь презрительно рассмеется и даст подзатыльник сынку, пытаясь выбить из него «очередную историйку». А хоть бы и перед глазами Егора это произошло, он подобное игрой ветра объяснит, да примется рубить менква поперек пояса, подписывая себе и сыну смертный приговор. А потому, надеяться Семену остается лишь на братьев Ерофеевых, от которых ни слуху, ни духу, хотя самая пора им объявиться и выполнить обещание.
-Ну, что стоишь, как истукан? – нетерпеливо воскликнул отец. –Или хочешь темноты в тайге дождаться, когда ночная жизнь здесь начинается? Дело твое; я леса не боюсь, могу и в ночи здесь путь держать, а ведь ты будешь от каждого шороха из штанов выпрыгивать!
Семен как можно медленнее снял рюкзак с инструментом, а сам же в это время по сторонам глазами рыскал, надеясь Ерофеевых отыскать. Вот его обостренный под воздействием адреналина взгляд выхватил в кустарнике что-то, мелькнувшее огненно-рыжим; однако не успел он моргнуть, как видение пропало, будто и не было его никогда.
«Заблудились они, похоже» - с грустью подумал Семен. «А я уже начинаю видеть то, что хочу».
Отец вывалил инструмент на землю, один топор в руки взял, другой сыну вручил, и на лиственницу указал, красноречиво погрозив кулаком - будешь отлынивать, получишь, дескать.
-С обратной стороны руби!
Боязливо ссутулившись, каждое мгновение ожидая почувствовать на своей шее мертвую хватку лап-ветвей, Семен проследовал туда, куда указал отец, судорожно пытаясь сообразить, как же можно отговорить его от столь гиблого дела. Как назло, подходящие мысли в голову не лезли, а думалось лишь об одном: сразу ли их менкв убьет, или помучает ради забавы? И пощадит ли он Семена, если тот выбросит топор, не обращая внимания на ругань и оплеухи отца?