Мужчина паркует автомобиль сбоку от дома, улыбаясь и поглядывая на Лиллиан, ведь ей уже не терпится выскочить и всё осмотреть. Так она и поступает, не дождавшись глушения мотора. Женщина выходит, с восторгом поспешив к озеру, оглядывается на отца, который вылезает за ней, рассказывая о том, как когда-то потерял обручальное кольцо во время плавания, поэтому страшится соваться в воду. Я не успеваю издать звука помощи, ведь мужчина берет женщину за руку, ведя ближе к берегу. Облизываю губы, нервно поглядывая в затылок парню, который минут пять назад проснулся, и теперь осматривается, изучая свое местонахождение. Открывает дверцу, морщась от бледного света неба.
Будь милой, Райли.
Откашливаюсь, немного поддавшись вперед, и держусь пальцами за спинку сидения впереди, еле выдавив улыбку:
— Ты не мог бы помочь? — дело вот в чем: чтобы выбраться с заднего сидения, нужно дернуть рычаг внизу второго сидения, чтобы откатить его немного вперед. Я не смогу провернуть это самостоятельно, тем более, для того, чтобы сдвинуть сидение, нужны силы, а у меня это не особо получается.
Дилан надевает ремни рюкзака, начав изучать свое сидение, и мне всего на ложную долю секунды кажется, что он прекратит быть кретином и поможет, но парень лишь пускает смешок, заставив меня сглотнуть. Бросает короткий, полный бесов взгляд на мое лицо, делает шаг назад и с довольным видом закрывает дверцу, оставив меня в салоне. Сжимаю губы, пальцами стиснув ткань накидки для сидения. Моргаю, направляя слишком много негативных эмоций в спину О’Брайена, который начинает оглядываться, бродя возле дома с крыльцом.
Опять сглатываю.
Будь милой.
Отгоняю отрицательные ощущения, чтобы не обрастать ими. Нельзя позволить этому типу испортить мой день. И все остальные выходные. Вздыхаю, крепко держась за спинку сидения, и кое-как перелезаю на второе, втягивая все свои мышцы и жирок на животе, в итоге переваливаясь на сидение, уставившись в потолок салона. Лежу. Смотрю. И дышу. Отстой.
Беру свой рюкзак, открывая дверцу, и оказываюсь на свежем горном воздухе. Сознание тут же уносится куда-то в небо под давлением таких знакомых ароматов. Надеваю один ремень рюкзака, наблюдая за тем, как Лиллиан пытается опустить кончик уже босой ноги в воду, пока отец заботливо поддерживает её за руки. Женщина улыбается. Вижу, как шевелятся их губы, но не слышу, о чем они говорят.
Набираю сообщение Агнесс о том, что мы добрались до места. Пока не рассказывала о Дилане, не хочу разводить панику, вдруг получится так, что мы проведем всего один уикенд вместе, а потом он отвяжется, оставив меня в покое, а свою мать с моим отцом.
Хочется поскорее занять комнату матери. Да, у моей мамы здесь личный кабинет. Шагаю к крыльцу дома с новыми окнами. Отец ездил сюда, чтобы привести в порядок некоторые детали, и теперь я понимаю, почему. Чтобы дом понравился Лиллиан.
И тут дикий виноград. Он тянется по крыльцу вверх, к крыше, оброс одну из стен дома полностью. Выглядит очень красиво. Дверь уже открыта. Значит, отец ездил сюда на днях. Почему не сказал мне? Всё равно не стоит оставлять незапертой. Прохожу в большой холл, изучая знакомое помещение с лестницей, ведущей на второй этаж. Стены из темного дуба. Бабушка не любила светлые оттенки, поэтому в доме даже ванная из темной плитки. Взгляд падает на растение в горшке, что стоит в углу. Завяло. Отец не мог полить? Ему, думаю, всё равно. Паркет немного пыльный, вообще, я чувствую, мне будет, чем себя занять, чтобы не думать о нежеланных гостях. На первом этаже кухня, уборная и гостиная, а так же дверца в погреб. На втором ванная комната, библиотека дедушки, комната отца и одна нежилая комната. На третьем вновь ванная, кабинет моей мамы и еще две незанятые комнаты. Одна из них запечатана, скорее всего, отцу придется предложить Дилану либо комнату на втором этаже, либо на третьем. Лучше на втором.
Парень выходит с кухни, с интересом изучая помещения. Расправляю плечи, сложив руки на груди, и шагаю к лестнице, невольно вспомнив.
Будь доброй и милой.
Только поэтому торможу у подножья, оглядываясь:
— Есть всего две свободные комнаты, — хочу объяснить, что и где, но О’Брайен вынимает наушник из уха, неприятно фыркнув:
— Чего надо, крольчатина?
Окей. Ладно. Ясно.
— Ни-че-го, — протягиваю шепотом, подняв брови, и отвожу взгляд в сторону, продолжив подниматься. Забей, Райли. Побереги свои моральные силы. Впереди еще целая неделя.
Потираю холодные щеки, оттягивая пальцами их кожу, отчего больше чувствую вес этих мешков на моем лице. Выхожу на второй этаж. Лестница на третий находится в конце коридора. Немного странная планировка дома, но это из-за того, что здание постоянно перестраивали и делали пристройки. Меня лично всё устраивает. На этом этаже нет цветов. Здесь висят фотографии, стоят тумбы с разными фарфоровыми безделушками. Моя бабушка занималась изготовлением предметов из глины, дерева и фарфора. Продавала на местном рынке, но многое оставляла себе. Дедушка — рыбачил, поэтому практически на каждой фотографии он с удочкой в руках.
Поднимаюсь на третий этаж, и меня охватывает приятное чувство теплоты. Стены здесь светлее, как и пол. Сразу видно, мама что-то привнесла от себя. По стенам тянутся завядшие растения с серыми сухими листьями. Трогаю один из них — и он тут же осыпается, хрустя в моей ладони. Жаль. Столько труда и сил. Зеленый потолок радует глаз. Слышу как где-то жужжат шмели, но не боюсь тех, кто ухаживает за цветами. Если их не трогать, то и тебя не тронут.
Запечатанная комната — моя детская. Я не была там много лет. Не знаю, с чего вдруг отец решил заблокировать доступ внутрь. Подхожу к нежно-салатовой двери, холодная ручка еле поддается моему давлению. Открываю, немного поморщившись от увиденной пыли, витающей в воздухе светлой комнаты с балконом и большим окном, за которым все заросло виноградом. Множество растений в горшках. Да, они уже погибли, но мне не хочется их трогать. Сухие, но по-прежнему красивые. Большая кровать с зеленым покрывалом, белый рабочий стол с книгами по музыке. Старое пианино у стены напротив, на крышке которого стоят маленькие горшочки с серыми растениями.
Здесь все погибло.
Опускаю рюкзак с плеч, сколько работы… Убираться долго, но начну с этой комнаты. Не знаю, стану ли разбираться с пылью в других, меня больше волнует это помещение, но отец, наверняка, скажет прибраться везде.
Выдыхаю, поставив руки на талию, и хочу подойти к балконной двери и открыть её, чтобы впустить свежий воздух, но отвлекаюсь, уловив носом запах никотина.
Серьезно?
Выхожу в коридор, хмурясь: парень сидит на корточках, выпуская дым изо рта, а кончиком сигареты прижигает еще зеленое растение в горшке. Оно живое? Зачем он это делает?
— Эй, — не хотелось бы лишний раз выходить с ним на контакт, но подскакиваю к небольшому горшочку, подняв его рывком с пола и прижав к груди. — Что ты делаешь? — успеваю поразиться тому, что какое-то растение вообще выжило. И его белые бутоны пахнут.
— Противный запах, — Дилан встает, вновь затянув никотин в рот. Я фыркаю, не сдержав в себе замечание:
— От тебя тоже вонь своеобразная, — отворачиваюсь, унося оставшееся в живых растение к себе в комнату, и закрываю дверь, не желая выходить из кабинета матери, но хорошо осознаю, что придется.
И обязанность покидать зону комфорта, постоянно находясь среди людей, угнетает, ведь приходится улыбаться, делать вид, что ты открыта для общения все двадцать четыре на семь. Порой нет желания напрягаться для других, лишь бы не казаться грубой.
========== Глава 2 ==========
Обстоятельства учат тебя терпеть
Понедельник
Вечер воскресенья проходит… Терпимо. Я занимаюсь уборкой кабинета матери, параллельно изучая её нотные тетради и остальные музыкальные скетчи, иногда садясь за пианино, чтобы попробовать сыграть. Но как только мои пальцы давят на клавиши, через минуту появляется отец с просьбой перестать мучить инструмент. Поиграю, когда они уйдут гулять. Как можно чему-то научиться, если тебя постоянно прессуют за желание начать? Была бы здесь мама, точно заступилась бы за меня, а пока я терпеливо улыбаюсь, без возражений опуская крышку пианино.