— Возможно, вас успокоит то, что ветрянкой он заболел в детском возрасте, — ободряет женщину Юнас. — У взрослых эта болезнь протекает куда тяжелее.
Он улыбается и протягивает ей листок. Женщина медленно кивает, складывая бумажку пополам.
— Так вы уверены, что это ветрянка, а не что-то другое? — уточняет она.
— Что, например?
Женщина едва заметно качает головой и переводит взгляд на ребенка.
— Иногда я совершенно теряюсь, — говорит она, — от мысли обо всем том, что с ним может случиться.
Колеса коляски тихо поскрипывают, когда Юнас возвращается на свое место за столом.
— Ну, в этом нет ничего необычного, — уверяет он.
— А что, если корь? — не успокаивается женщина. — Корь ведь может быть опасна, я читала.
Мальчик поднимает погремушку и снова стучит ею по ящику, но второй рукой держится за его край и попадает игрушкой себе по пальцам. Нижняя губка изгибается, слегка подрагивает, и малыш заливается слезами.
— Ох, — вздыхает его мама.
Она берет его на руки и сажает к себе на колени. Малыш вскидывает ручки и плачет, отклонившись назад. Юнас поднимает погремушку с пола, звенит ею перед лицом ребенка, но мальчику это уже неинтересно, он рыдает, открыв рот.
— Ш-ш-ш, — пытается успокоить его мать, прижимаясь губами к головке.
— А ему делали прививку от кори, краснухи и паротита? — спрашивает Юнас.
Мать пытается усадить ребенка, но он выгибается у нее на коленях.
— Да, — отвечает она, — ему все делали в поликлинике, что положено.
— А он больше ни на что не жалуется? Нет боли в затылке?
Мать бросает быстрый взгляд на Юнаса, ребенок завывает так, что Юнасу становится даже жарко, под волосами на лбу проступают капельки пота, и он чувствует, что эта ситуация внезапно выбивает его из колеи.
— Не знаю, вроде бы нет, — отвечает женщина. — Вы думаете, это может быть что-то еще? Что-то опасное?
Она смотрит на врача глазами, полными страха, тоненькая прозрачная струйка стекает под носом у малыша, он продолжает плакать, и Юнас поднимается.
— Подождите минутку.
Когда он возвращается в кабинет в сопровождении Элизабет, малыш уже прекратил рыдать и возится у ящика с игрушками. Элизабет присаживается на корточки рядом с мальчиком, и тот показывает ей погремушку.
— Ау, — гулит он и с опаской стучит ею по полу.
— Ой, — улыбается Элизабет, — сколько у тебя пятнышек!
И, обернувшись через плечо, обращается к матери:
— Цинковая паста в таких ситуациях очень хорошо помогает. Или «Зиртек».
Уже потом, когда Элизабет моет руки, она расспрашивает юную мать о ее отце, меньше ли его мучает бронхит.
— Папа говорит, что вы прописали ему просто лошадиную дозу лекарства, — расплывается в улыбке молодая женщина, — он уже совершенно поправился.
Выходя из кабинета, мать выглядит успокоенной, и Юнас смотрит, как она катит коляску по коридору к стойке регистрации, радостный малыш сидит в коляске и гремит погремушкой — Юнас не стал намекать им, что это все же собственность клиники. Когда они заворачивают за угол приемного покоя, из своего кабинета к нему направляется Элизабет.
— Вы уж меня извините… — начинает он.
Элизабет качает головой.
— Ничего, мы обычно именно так и делаем, — объясняет она, — помогаем друг другу советами.
Юнас кивает, но чувствует себя неловко; дальше по коридору из лаборатории доносится смех Вальтера.
— Не стесняйся задавать вопросы, Юнас, — ободряет его Элизабет. — И не надо бояться, я же вижу, на что ты способен.
Он собирает игрушки и задвигает ящик обратно в угол. Потом открывает окно и чувствует беспокойство, но сейчас совсем не до этого, он уже отстал от графика на десять минут. В этот момент звонит Гида. Следующий пациент отменил визит, говорит она, он один из тех постоянных пациентов, которые записываются на определенное время, но очень редко болеют. «Так что у вас есть десять минут, — говорит Гида, — выпейте чашку кофе и посидите, закинув ноги на стол, вы это явно заслужили».
Юнас отправляется в гардероб. Здесь чувствуется легкий запах лосьона после бритья Вальтера, аромат с нотками мускуса. Он пьет воду из-под крана и закрывается в туалете, садится на крышку унитаза и достает телефон, однако от Эвы нет ничего — ни звонка, ни сообщения.
Ей никак не взять в толк, почему он не может переступить через этот, как она сама его назвала, эпизод. «Люди умирают, — как-то сказала она ему, — даже дети иногда умирают; если ты не можешь с этим смириться, тебе следует найти какое-то другое занятие!» В начале их отношений она была более понимающей, но постепенно ее терпеливый настрой сменился раздражением. «В таком случае тебе надо специализироваться как врачу общей практики», — сказала она в какой-то момент, пожалуй, просто задиристо, но он, сытый этим по горло, воспринял ее слова как плохо скрытую ненависть. «Сидишь себе в конторе весь день напролет и выслушиваешь жалобы здоровых людей, — продолжила она, — ну, чем не жизнь?!» Возможно, она хотела, чтобы так и было. Эва была одной из тех, кто уже в первом семестре озвучил свои планы на будущее; согласно им, она намеревалась специализироваться по нейрохирургии. В отличие от большинства других, ей это удалось.