Никогда он не видел ее более взволнованной, чем по вечерам, когда они лежали в кровати и она рассказывала о главных событиях дня. Например, о кровоизлиянии в мозг, как она просверлила череп пациента, приподняла край и добралась до источника кровоизлияния.
— И тогда, — говорила Эва, натягивая футболку, в которой обычно спала, всегда огромную, достававшую ей почти до колен, — я обнаружила выпячивание, которое кровоточило, и установила на это место металлическую клипсу.
— И что, он выжил? — спрашивал Юнас, который уже лежал в постели. Он разглядывал Эву, а она присаживалась на краешек кровати и брала с тумбочки тюбик крема для ног.
— Она, — отзывалась Эва. — Это была молодая женщина. — И, быстрыми движениями размазывая крем по ногам, спрашивала как бы невзначай, словно по обязанности: — Ну, а ты как? Что там у тебя в неотложке?
И скорее всего, он рассказывал об эпизодах рабочего дня как о чем-то повседневном, лишенном драматизма, — о том, как вышедшая из себя и сбитая с толку женщина упорно настаивала, что ее сухой кашель, скорее всего, является симптомом рака легких, или о том, как парочка наркоманов заснула в приемном покое в грязных брюках, которые провоняли мочой, и он безуспешно пытался их разбудить, прежде чем пришлось вызвать охрану. В любом случае, на Эву все это не производило особого впечатления, она тянулась за мобильным телефоном и ставила будильник на десять минут шестого, чтобы у нее еще осталось время на небольшую пробежку перед работой.
— Спокойной ночи, — бормотала Эва и закрывала глаза.
Наверное, это была одна из тех ночей, когда он лежал без сна. Уже третий раз за два года он работал на замене, но все же по-прежнему чувствовал сомнение и беспокойство. Особенно по ночам, когда она беззаботно лежала рядом с ним, пылая любовью к специальности, к которой он даже не смог приблизиться, и у него не выходило из головы: а что, если он сделал неверный выбор? Что, если он, несмотря на относительно неплохие результаты экзамена и характеристики, оказался совершенно негодным врачом, каким он, возможно, и был? Такие мысли порой могли лишить его сна на долгие часы. Но тогда еще не было тех длительных страданий, которые захватывали его целиком и парализовали, потому что все это было раньше. Эпизод, как она это называла, еще не произошел.
Поток рутинных дел возобновляется, в три часа он стоит перед расписанием. Обычное продление больничных листов и направление на физиотерапию, это требует гораздо меньше отведенных двадцати минут. Юнас отправляется в комнату для персонала, угощается фруктами из корзинки на столе, а на обратном пути, когда идет по коридору, откусывая красное и сочное яблоко, он сталкивается с ней.
Она выходит из кабинета Элизабет, открывая дверь спиной. Собранные в хвост на затылке волосы качаются над воротником зеленого анорака, в одной руке она сжимает листок бумаги, рецепт или, возможно, направление, другой держится за дверную ручку и тянет ее, чтобы закрыть дверь.
— Спасибо большое, — говорит она, Элизабет что-то отвечает из кабинета, слов он не разбирает, потом девушка закрывает за собой дверь и поворачивается к нему.
Поначалу он даже не сразу понимает, кто перед ним стоит, но и отвести глаза он тоже не в силах. Юнас замедляет шаги, девушка смотрит прямо на него и останавливается.
— О, — произносит она. — А вы врач?
Волосы у нее ярко-рыжие, возможно, именно это сбило его с толку. Вчера на пристани, когда она сидела на коленях под дождем и помогала раненому мужчине, ее волосы казались более темными. Сейчас он понимает, что тогда они просто намокли.
— Привет, — отвечает Юнас. — Да, тут работаю.
Она бросает взгляд на бейдж на его белом халате, и внезапно лицо ее заливается краской. Сегодня она выглядит моложе — примерно двадцати с небольшим лет, зеленый анорак и шерстяной свитер, да еще горные ботинки, ее выговор выдает в ней местную.
— Так ужасно неловко получилось, — говорит она. — Если бы знала, что вы врач, ни за что не отказалась бы от вашей помощи.