— Прошу прощения, — говорит медсестра, заходя в комнату и закрывая за собой дверь, — это заняло какое-то время, но теперь все готово.
Иван украдкой разглядывает ее, сходство уже не так бросается в глаза, но он не рискует изучать ее более пристально.
— Вот, возьмите, — она протягивает ему провод, на конце которого приделан выключатель. — Если почувствуете панику, нажимайте сюда.
— Если я почувствую панику?
— Да.
— Тогда я нажимаю сюда.
— Да.
— И что?
— Тогда вы выедете из аппарата, соберетесь немного, и мы начнем сначала.
— Но тогда вам придется задержаться?
Она улыбается, сходство снова становится явным; должно быть, что-то в ее глазах.
— Вот это вас не должно беспокоить.
Она протягивает ему провод с выключателем, он круглый и твердый.
— А вы будете сидеть у меня в ногах? — спрашивает он.
— О, нет, — отвечает медсестра, — во время исследования здесь не должно быть посторонних, я буду вон там. — Она показывает на окно, двое в белых халатах уже там, один сидит к ним спиной и разговаривает, второй кивает, поднимает руки над головой и медленно тянется, склоняясь в одну сторону.
— Вы готовы? — спрашивает медсестра.
— А насколько там высоко? — интересуется Иван.
— Высоко?
— Ну, до верхнего свода тоннеля? Примерно так?
Он поднимает руку вертикально перед лицом, прижав большой палец к носу.
— Примерно, — кивает медсестра.
— А глаза надо закрывать?
— Ну, как хотите.
— Да, наверное, лучше закрыть, — говорит Иван, — я думаю, закрою.
— Многие предпочитают так делать, — замечает медсестра, — единственное, на чем вам надо сосредоточиться, — это дыхание.
— Дыхание.
— Некоторым еще нравится считать. Лежите совсем спокойно, просто дышите и считайте.
Иван может считать. Секунды, минуты, часы, в последний раз, когда он сидел там, он считал дни, ставил крестики над чертой, и на триста пятьдесят девятом крестике они пришли и сказали, что тот самый день настал, что он может идти, он свободен. Медсестра надевает ему наушники, они зацепляются сзади за ушами, и это, вероятно, разумно, потому что так они будут держаться. Иван соскальзывает на стол, держа выключатель в руке, следит за тем, чтобы не сжимать его слишком крепко. Медсестра поднимает над ним тоннель, и ему хочется, чтобы она не уходила, он не хочет оставаться один. Он же знает, что они говорят о нем; что он беспомощный, ему нужна поддержка, ему не хватает социальных навыков, у него целый ряд отрицательных характеристик, которые он получил и которые отражены в последнем отчете тюремного психолога. Медсестра поворачивается и уходит, он слышит, как дверь за ней захлопывается, прежде чем хриплый голос Брюса Спрингстина заполняет голову. «Мы дали обещание, мы поклялись, что запомним навсегда. Не отступай, детка, не сдавайся». Иван закрывает глаза и глубоко вдыхает; еще они говорят, что он был слишком маленьким, чтобы помнить, они говорят, что это просто рассказы других, а не его собственные подлинные воспоминания, которые он представляет себе; но потом поверхность под ним вздрагивает, аппарат грохочет, как сушильный барабан, заполненный металлом, а стол, на котором он лежит, приходит в движение, и Ивана медленно засасывает в узкий тоннель, он слышит приглушенный голос сестры. Он говорит по-хорватски: «Один, два, три, четыре, пять, шесть» — настойчивый счет, который крепко его держит и держит на расстоянии, грохот снаружи бомбоубежища.
%
Младшая дочь Сив-Хеге и Харальда Брекке получила тройку за контрольную по истории, и этого было достаточно, чтобы она потеряла самообладание в конце урока. В то время, как другие девятиклассники шумно устремляются к двери, спеша на перемену, Элине Брекке опускается на парту и всхлипывает, и Лив Карин понимает, что ей нужно очень постараться, чтобы отыскать в себе достаточно терпения и сочувствия.
— Ну, ну, — говорит она сдержанно, но с теплотой, — это всего лишь контрольная.