- Антона.
Руки Артура застыли на экране.
- Где?
- В кофейне, куда заходила. Только не злись, он сам ко мне подсел, и просил кое-что тебе передать.
- И что же?
- Ну, что тебе нужно вытащить свою голову из задницы, - нужно было видеть, как при этом вытянулось лицо Артура, теперь он точно злился. Даже желваки на скулах заходили. Нет, тут точно все не просто так.- Что он тебе сделал, Артур?
- Как раз мне он ничего не сделал. Помнишь, я говорил держаться от него подальше?
- Помню, но он сам подсел...
- Ульяна! Я просил об одной вещи и довольно простой.
- Артур, пожалуйста! Я же не могла просто так встать и уйти!
- Почему нет? - синие глаза жестко буравили меня взглядом.
Я лишь рот раскрыла. Стало безумно обидно, до злости.
- А еще он просил передать привет от Марго! Кто она такая эта Марго?
- Никто.
- Так вот, эта никто по тебе скучает. Ты разозлился на пустом месте, но и я умею злиться. Ты... ты с ней...
- Ревнуешь? - и снова перемена настроения, взгляд потеплел, Артур ласково запустил руку в мои волосы, но я все еще злилась, и была обижена, потому тряхнула головой освобождаясь.
-14-
- Иногда ты такой странный! - со вздохом протянула я. Вот о чем он думает, когда неспешно касается моих волос, всматривается в лицо и молчит, словно что-то в нем ищет?
- Странный?
- Я просто пытаюсь тебя понять, ты разозлился на меня, хотя моей вины в данной ситуации нет.
- Если и злюсь, то не на тебя.
- На Антона? Если и так, то влетает-то мне! - обиженно дую губы, хмурюсь, и Артур проводит пальцем между моих бровей. - Расскажи, какая кошка между вами пробежала?
- Это была не кошка, - приподнимаю брови, жду продолжения, - и не Марго.
- Я и не думала о ней. Честно. Но мне нужно разобраться во всем, ведь все это касается тебя напрямик, а значит и меня тоже! Я должна понимать тебя, знать о твоих чувствах. Разве так не должно быть между двумя... близкими людьми?
Артур усмехается, но все еще продолжает оставаться серьезным.
- Я вел одно дело, очень важное для меня дело. Ты помнишь, чем занимается Антон?
- Его отец упоминал о судмедэкспертизе, - киваю я.
- Я проиграл это дело, Ульяна. И всему виной заключение подписанное рукой Антона.
Мои глаза широко распахнулись.
- Хочешь сказать, он дал неверное заключение? Произошла ошибка?
- Это была не ошибка, все было подстроено, - уверенно сказал Артур.
- Боже! - крепко прижавшись к нему, начинаю все понимать. Если все это правда, Антон, в самом деле, настоящая мразь. - Но как же так? И неужели ничего нельзя сделать?
- Истец отказался подавать апелляцию.
- Почему?
- Не верит в иной исход, - он так передернул плечами, что я отстранилась.
- Да, ты не любишь проигрывать, - тихо пробормотала я, вспоминая слова Антона.
- Дело не в этом Ульяна, - он хватает меня за плечи, взрываясь, - я должен был прищучить того ублюдка, и поверь, то что на него удалось найти сейчас, всего лишь капля в море! Думаешь, теперь все закончиться? Ничего не закончиться, вот только время на апелляцию почти вышло!
- Я поняла, поняла, - пытаясь его успокоить, обхватываю лицо в ладони и целую в подбородок, щеки, губы. Та страсть, с которой он переживает за неизвестного мне человека, трогает до глубины души. - Раньше ты со мной таким не делился, - заглядываю в глаза, кажущиеся грозовым небом, - спасибо!
- Тебе и не нужно всего этого знать, - холодно говорит Артур, - это только моя работа.
- Если она на тебя так действует, я хочу знать. Хочу поддерживать, понимать, сочувствовать, быть рядом.
- Ты и так рядом.
- А я хочу ближе, - тянусь на цыпочках, целую плотно сомкнутые губы, провожу языком, стараясь растопить лед. - Ближе, чем кто бы то ни было.
АРТУР.
Куда уж ближе! Въелась точно под кожу, вызывая такое смятие, которого не испытывал ни разу. О свадьбе болтает, витает в облаках. Уверен, она уже и платье себе придумала, какого хрена его язык дернулся назвать ее невестой, сам себе точно руки сковал. Хотел обозначить, показать, что трогать ее никому нельзя. Что принадлежит только мне. Признаться ляпнул тогда, не подумав, но и слова забирать не собирался. В конце концов, никто точную дату назвать его сейчас не заставит. Обоим друг к другу еще притираться и притираться. Брак штука серьезная, и как бы не чесалось, штамп в паспорт ставить торопиться не следует. Да, хочу ее, не просто в постель, иначе бы давно там была, и было бы все гораздо проще. Разве можно не хотеть? Глаза ее видеть, огромные, распахнутые, удивительно добрые, ласковые, как только смогла остаться такой невинной, прожив всю жизнь в таком месте? Он помнил тот приют, пробыл всего несколько дней, но и этого достаточно. Может и видел ее там где, да разве обратил бы внимание? Ей тогда было года два, даже меньше? Нелепость. Заинтересовало ее дело в первую очередь, когда увидел номер сиротского дома, согласился посмотреть, дать совет, не более. Влезать сильно не собирался, и тут она пришла на консультацию. Была пунктуальна, застенчива, глаза в пол, сразу заметил, как смущается под моим взглядом. Сперва решил, все наиграно, успел повидать сиротских детей, и кто оттуда вышел. Есть озлобленные, требующие всего от этого мира, с четкой верой, раз он сирота, то ему все и кругом должны, ведь рос без мамы и папы, а значит он особенный, и отношение к нему должно быть особенное. Для многих социализация так и не наступает. Но жизнь быстро таким показывают свое заднее место с длинным черным туннелем. Есть, конечно, исключения, но все во многом зависит от самого приюта и от людей, которые там детьми занимаются. Этакие счастливчики, выходя за привычные двери в новый мир, встают на ноги обзаводятся семьями, работой. Но приют, в котором росла Уля образцовым назвать нельзя. Жалко ее стало тогда, даже если и притворялась невинной овечкой, чтобы вызвать жалость и заставить помочь. Сироты манипулировать умеют, если позволишь, надавить на жалость. Потом понял, она от моего взгляда волнуется. Ее я волновал и сильно. Осознание ударило точно под дых. До сих пор ищу в ней скрытые мотивы, алчность, обычное желание жить в достатке, опекаемой и любимой хоть кем-то. Но она привлекала меня неудержимо уже тогда в самом начале. Отгонял от себя мысли о ней, честно пытался, как проверял на прочность самого себя. А потом захотел разгадать, подловить, понять суть, прочитать, что кроется в этих глазах. До сих пор удивляюсь ее красоте. Это слишком, иногда даже слишком сильно. Овал нежный, полные губы, носик точеный, все как с картинки. Нежная, благоухающая, и такая мягкая! До сих пор не понимаю как из одного любопытства к ней, все могло перерасти в такой шквал эмоций. Что бы с ней стало, нибудь рядом ее покровительницы? Озлобилась? Скорее всего. Так еще ее стремление быть любимый и нужной, рано или поздно могло перейти в один из видов синдрома привязанности, коим часто страдают сироты, а может еще во что. Рано или поздно, боюсь это мне еще аукнется, что связался с ней. Умом понимаю, психически полноценно здоровой считать ее нельзя. С самого рождения ее предали, и у нее впереди вечный поиск любви и тепла, отовсюду, где его могут дать. Рано или поздно одного меня ей может стать мало, и все мое существо противиться этому, рвет и ноет внутри. Хочется сжать, привязать к себе и не выпускать, тем более не позволять таким как Зуев даже близко находиться рядом. Между мной и Антоном давно существует неприкрытое соревнование. Во всем. Может это от того что наши родители так тесно дружат. Мать Антона моим родителям готова в рот смотреть, и вечно в пример меня ставит, и поступает довольно глупо. Сейчас проще, мы повзрослели, но дух соперничества ни куда так и не делся, перерастая в глубокую неприязнь со стороны Антона и презрением с моей. Он словно нарочно везде и всюду пытается перебежать мне дорогу, и сказать по правде, закрутить роман с Марго было в первую очередь для того, чтобы ему досадить. Я видел, как он на нее смотрит, а плутовка только глазами хлопала, разжигая сильнее. Помню, как позволил ей залезть к себе постель сразу после случайной пьяной болтовни Антона, он признался, наконец, что с ума сходит по сводной сестре, едва не бив себя в грудь, как сильно презирает меня уже за то что я есть, и от того что безумно ее ревнует. По настоящему я Марго никогда не хотел, и наши отношения были скорее грязными и скрытными, чем романтично-таинственными как называла их сама Марго. Уже тогда я знал, каков Антон на самом деле, но подделать заключение экспертизы, от которой зависело столь многое, шокировало даже меня. Единственный путь подавать апелляцию, и тут точно новый удар - отказ истца. Какова хрена эту дуреха пошла на попятную! Пытался уговаривать ее, хотя не должен был, даже давить, но все бесполезно. Денег заплатили? Угрожали? Та мразь, что домогалась ее, вполне на это способна, учитывая лёгкость с которой ему удалось подкупить Зуева. Шахов Виктор Вольфович - хренов ублюдок, достать его моя личная цель. Он был верхушкой айсберга, до которой я едва не дотянулся и почти сбросил говнюка с пьедестала, эту вонючую сволочь, пропахшую дерьмом и гнилью. Я сам готов на многое ради личных целей, призвания, и твёрдого стояния на ногах, но эта тварь жаждет только одного - денег, власти, и еще раз денег. Некоторые мои ублюдки-клиенты, от которых тошнит, кажутся рядом с ним несмышлеными малолетними хулиганами. Долго меня вели ниточки к Шахову, на один только с