Прошло ровно три месяца. Мы с Клаусом как раз были в Париже, в промо-турне от нашей французской фирмы грампластинок. Мы дали несколько интервью и зашли в «Бандуш», самый крутой клуб города, чтобы опрокинуть еще парочку стаканов. Мы сели за большой круглый стол, я спиной к бару, Клаус напротив меня. Над моей головой висел телевизор, но я, разумеется, не видел, что там показывают. Мои мысли крутились вокруг стоявшей передо мной бутылки шампанского. Я вел с французами из фирмы обычную деловую беседу, когда Клаус внезапно вскочил.
— Рудольф, не может быть! — воскликнул он и ткнул пальцем в экран надо мной. — Не может быть. Неужели это стена? Да, стена!
Я вывернул шею и пытался рассмотреть, что там показывают.
— Господи, Клаус! Это невероятно! Люди пляшут на стене! Бред какой-то! Официант, еще шампанского, и побыстрее!
Случилось невероятное. «Ветер перемен», который мы уже почувствовали в Москве на Музыкальном фестивале, смел гэдээровский режим. Десятки тысяч демонстрантов обрушили стену своим мужеством и упорством.
Основа этого была положена в Москве. Я хорошо помню, как Стас Намин за день до начала фестиваля организовал для всех музыкантов и журналистов речную прогулку по Москве-реке до парка Горького на огромном прогулочном теплоходе. Там мирно объединились люди различных национальностей — австралийцы, японцы, англичане, американцы, немцы, а между ними ходили русские солдаты. Я чувствовал себя словно на Ноевом ковчеге. Весь мир в одной лодке!
«Хард-рок-кафе» организовало после этого в парке Горького большое барбекю. Мы уютно сидели все вместе, ели жареные ребрышки, пили водку с кока-колой, а из висевших на деревьях динамиков лился отменный рок-н-ролл. Все это было бы немыслимо еще совсем недавно. Ах, не передать словами, что мы там пережили.
Мы впитывали каждую секунду этого волшебного действа. Все было абсолютно так, как поет Клаус:
Чужие люди стали братьями. Я помню, как мы стояли, опираясь на перила, и смотрели на счастливых людей.
— Клаус, ты помнишь? — размышлял я. — Год назад, когда мы играли в Ленинграде, тогда все было серым. А сегодня? Эту страну просто не узнать. Невероятно, правда?
— Рудольф, здесь еще много чего произойдет — ответил Клаус, не глядя на меня. Вероятно, он уже мысленно сочинял свою песню. И он был прав, впереди было еще очень много перемен. Но тогда мы оба и помыслить не могли, что будем сидеть в Париже и смотреть репортаж о том, как рушится стена. Абсолютно точно, не могли.
Потом про нас долго говорили, что мы выдвинулись на передний план рок-сцены за счет распада СССР и объединения Германии, что мы использовали эти события в своих целях. Нет, это не так. Мы были там. Мы были частью тех событий. Клаус лишь записал то, что видел своими глазами.