Профессор новым, более спокойным взглядом окинул подобравшегося вмиг охранника, сжавшего свои огромные кулачища.
- Что ж, ВАСИЛИЙ. Вы можете подождать в коридоре. Гарантирую, что здесь Виктории Беккер абсолютно ничего не угрожает.
Цербер еще раз окинул помещение кафедры. Скользнул по блондинке, по занявшему место за своим столом Горскому, по усевшейся напротив него мне, коротко кивнул и вышел.
Я медленно вдохнула и выдохнула, набираясь смелости для разговора. Марк явно был не в духе. Я уже готова была молить его о прощении, убеждая, что все произошедшее череда нелепых недоразумений, но вытолкнуть хотя бы единый звук из рта помешал громкий звонок, извещающей о начале следующей пары.
Блондинка спешно собрала бумаги и молча покинула кабинет. Повисла тягучая густая тишина. Я улавливала лишь какой-то слабый треск. Это стучали мои зубы.
Марк Робертович открыл свой кожаный портфель и бахнул на стол мой блокнот.
Кажется, у меня лопнула селезенка, потому что, в груди органы обожгло невероятно горячей волной.
- Марк Робертович, простите, ради бога! – запричитала я со скоростью двести двадцать слов в минуту. – Я такая идиотка! Клянусь, этого больше не повторится!
Я схватила блокнот и, открыв на первой попавшейся станице, выдернула лист и принялась судорожно рвать его на мелкие частички. Расправившись с Марком-зеленым-орком, я попыталась избавиться от следующей картинки, но неожиданно, профессор выхватил красную книжицу и как-то ревностно прижал к своей груди.
- У Вас большой талант, мисс Беккер…
- Мисс? – удивило меня его обращение.
- Извините, я в основном живу заграницей. Привычка – вторая натура, так ведь говорят.
- Да уж… Марк Робертович…
- Что Вы делаете в этом институте, Виктория? Совершенно очевидно, что экономика – не Ваша стезя. Вам откровенно скучно на всех дисциплинах – и это не только мое мнение. Так зачем же мучить и себя, и окружающих? Вы планируете работать по специальности?
Едкое замечание неприятно кольнуло. Захотелось высказать надменному профессору реальное положение вещей в моей жизни, но смысла в этом нет, только еще больше опозорюсь. Мои душевные излияния абсолютно ни к чему не приведут. Так уже было, и танцевать на старых граблях не входило в мои планы.
- Видите ли, когда планировали мою жизнь, как-то не сочли нужным уточнить мое мнение. – как можно более спокойным голосом произнесла я.
- Разве Вы живете не в свободной демократической стране?
- Ну что Вы, Марк Робертович, я живу с папой.
Не знаю, насколько Горский меня понял, но лицо его смягчилось, однако блокнот мужчина мне так и не вернул.
- Марк Робертович, верните мне, пожалуйста, рисунки. Обещаю, больше такого не повторится.
- Какого такого? – прищурился профессор. – Вы больше не будете вдохновляться моим лицом? Или не будете испытывать удовольствие от моих лекций? Или, может быть, не захотите доставить удовольствие мне?
Каждая вкрадчивая фраза Горского подсовывала мне картинки моих безумств. Яркими вспышками они проносились в голове, вытесняя все прочие мысли. Стало невыносимо жарко, как будто в помещении вспыхнул пожар. Щеки горели, кислород из воздуха испарился, оставив лишь отравленный газ.
Я задыхалась.
От масштабов своего падения. От степени собственной распущенности. От невероятного чувства неловкости. Что странно, до тех пор, пока я считала Горского свободным мужчиной, стыда не испытывала.
А теперь груз разлучницы висел надо мной дамокловым мечом. Ха, скажете вы, у вас ничего ведь не было. И я не соглашусь. Если человек видел твой оргазм, то у вас определенно что-то было!
Но я ведь не такая! Я не из тех девиц свободных нравов, что каждую субботу из клуба уезжают с новым кавалером в ближайшую гостиницу, а то и вовсе в порыве страсти отдаются в тесной кабинке туалета.
Я никого не сужу. Каждый волен жить, как ему хочется.
Но ведь я это я. Долбаная девственница. Да я даже не целовалась по-настоящему ни разу!!! Так как же я так стремительно докатилась до самоудовлетворения в публичном месте на глазах у собственного преподавателя???