- Вика здесь? – взволнованно спросил Марк, а мое глупое сердце забилось чаще – ИСКАЛ.
- Вика здесь, да не про твою честь! Вали, давай!
- Вик, малыш, давай поговорим? – настойчиво предлагал Марк, однако, попыток приблизиться не совершал, словно мы находились под защитой внутри магического очерченного мелом круга.
- А нет никакого малыша, Марк Робертович, - спокойно ответила ему я, поражаясь собственной выдержке, - Сдох, отравленный ложью и предательством.
- Вика…
- Марк, клянусь, если сию минуту ты не унесешь отсюда свои ноги, меня стошнит прямо на ковер, и убирать все это будешь ты! – не сбавляла оборотов Грета, за что я была ей искренне благодарна.
Однако и Горский тертый калач. Угрозы сестрицы не возымели над ним никакого действия. Мужчина продолжал стоять в пороге, вглядываясь в наши темные силуэты. Я тяжело вздохнула и осмелилась встретиться с мрачным взглядом, горящим загадочным светом, как звезды Ориона, висящего прямо над нашими головами.
- Не сейчас, Марк… - тихо сказала ему, надеясь, что он услышит меня и не станет давить. – Мне нужно время.
- Хорошо, Вика, - кивнул профессор, немедленно разворачиваясь и покидая башню.
С одной стороны, я была рада, что Марк услышал мою просьбу и с первого раза выполнил ее. С другой, хотелось, чтобы проявил настойчивость и остался. Одинаково сильно хотелось его ударить и … поцеловать. Я противоречила сама себе, мечтая оказаться в его сильных надежных руках и тут же ругая себя за эту слабость.
Почему все так?
Как мне теперь его не любить?
Еще через некоторое время наше с Гретой уединение вновь было нарушено.
- Ну, все. Началось паломничество, - раздраженно фыркнула Грета, глядя, как темная макушка еще одного ее брата возникла из мрака.
Что я чувствовала к Васе?
Наверное, ничего…
Мне, конечно, было неприятно, что из-за него закрутилась вся эта кутерьма, но по большому счету гораздо больше меня ранили поступки людей, которых я любила.
Папа.
Лиля.
Марк.
А к Васе я испытывала лишь досаду. И в какой-то степени мне было даже жаль его. Но упорство и верность чувствам молодого графа поражали меня. Даже восхищали.
Естественно, Лиля рассказывала мне о своих приключениях на Зимнем Балу. Про первый поцелуй и хоровод невероятных эмоций, вызванных им. О своей первой любви.
Знала, что они долго переписывались, а в один прекрасный момент он просто не пришел и все у них резко оборвалось. Помнила, сколько страданий перенесла Верховская, пытаясь забыть своего таинственного возлюбленного.
Заметив интерес подруги к охраннику, спустя столько лет ее безразличия к парням, я решила, что она, наконец, освободилась от гнета неразделенных чувств, готова идти дальше и строить отношения.
Но оказалась совершенно не готова к тому, что новый ее объект для воздыхания и прошлая горькая любовь – один и тот же человек. Хуже того, это граф, портивший мне жизнь долгие годы.
Неужели я была настолько ужасной подругой, что Лиля посчитала, будто я заслужила быть обманутой? Она узнала Васю с первой секунды, когда увидела нас вместе, в этом я совершенно не сомневалась. И… не сказала… Верить, что Лиля могла знать о том, что Вася имеет непосредственное отношение к фон Беренгофам, не хотелось. Это уже абсолютно новый уровень предательства. Точка невозврата, после которой жизнь делится на до и после, а близкий человек остается за чертой настоящей жизни, даже если находятся силы его простить.
- Вика, - осторожно начал Василий, переминаясь у порога точно так же, как его братец несколькими минутами ранее.
- Катитесь на хрен, Ваше Высочество. У меня аллергия на твое присутствие в моей жизни. ЗАДЫХАЮСЬ!
- Понял, - буркнул мой бывший цербер и пошел прочь.
Хотя… вот почему же бывший? Надо его контракт у нас на службе лет на шесть продлить. Заставить все это время блюсти целибат, заставить поступить на факультет живописи и ежедневно рисовать голых натурщиков! Заодно пусть выучит, к примеру, армянский. Вполне себе справедливое наказание, на мой взгляд.
Как только Вася скрылся, из темноты возникла светлая голова Верховской. Она неслышной мягкой поступью кралась ближе, как крадется домой мартовская кошечка, пропадавшая две недели – вид бесконечно виноватый, но в глазах неимоверное счастье.