Но взгляд все время ищет ее спину, ее косу, лежащую сбоку на рюкзаке, ее ягодицы, обтянутые узкими шортами. Что она там про диету говорила? Глупая, глупая женщина! Есть бабы, которым не нужно худеть от слова совсем. Потому что немного лишнего веса им к лицу! Вот у Насти, например, все на месте - и грудь, и попа. Ну, не нужно ей становиться такой, как селед... то есть не нужно ей уподобляться женщинам, больше на подростков похожим, у которых и подержаться-то не за что! И как бы я не издевался над нею, упоминая ее же лишние килограммы, делал я это вовсе не потому, что считал килограммы эти уродливыми! Просто это - ее явное больное место. А иногда, после того, как она в очередной раз делала мне какую-нибудь гадость, очень хотелось ударить именно по больному!
Когда она прямо у меня на глазах поскальзывается и, падая, скатывается вниз со склона оврага, мое сердце испуганно ухает куда-то в желудок, а ноги сами несутся следом! Какая там глубина? Живая?
Скользим по склону вместе с Исмаилом.
- Настя! - кричит он.
- Егорова! - пытаюсь добиться ответа я.
Уже почти рассвело, видно, что она ничком лежит на самом дне, почти скрытая густой травой, и я забываю обо всех ее недостатках, в ужасе думая только об одном - хоть бы не сломала себе ничего, хоть бы не убилась, растяпа!
- Егорова, - выдыхаю, первым падая рядом с ней на колени. - Что ж ты неуклюжая такая?
Переворачиваю. На лбу рассечено, кровь льется по лицу - ударилась об камень, похоже. А вот и он валяется рядом.
- Настя, - турок следом за мной опускается на колени в грязь тоже. - Живой?
Она открывает глаза. Расфокусированно смотрит на нас.
- Мерзавец... - шепчет, встречаясь со мной взглядом.
- Фух, узнала, - выдыхаю, даже не обидевшись (и не удивившись) на такое нелестное определение. - Где больно, Егорова?
Турок тянет свои ручонки, чтобы ощупать ее, приходится немного оттолкнуть, добавив пару русских непечатных выражений.
Нет, ну, я же ясно ему сегодня вечером сказал, что без вариантов здесь! Что ж эти турки такие непонятливые? Он встает и немного отходит в сторону, рассматривая путь по дну оврага. Наверху столпились наши туристы, но густая растительность, чём-то отдалённо напоминающая наши родные лопухи, надежно скрывает подробности происходящего здесь, внизу.
- Головой ударилась, - Настя щупает разбитое место. - А так, не пойму пока. Язык, кажется, еще прикусила, когда падала... Что ты делаешь... Соколовский!
Игнорируя возмущенные возгласы, ощупываю ее сам.
- Язык - это хорошо. Язык - это значит, по-минимуму будешь ядом плеваться...
Пробегаю пальцами по ее ногам, рукам, спускаюсь на ребра - не то, что я такой уж большой спец по переломам, но раз не кричит от боли при прикосновении, значит, все более-менее нормально.
- Как же тебя угораздило-то, неуклюжая? Ты что, оврага совсем не видела? Его так-то метров за сто все успели разглядеть!
- Уйди от меня, Соколовский! - она внезапно всхлипывает, и я удивленно вглядываюсь в немного испачканное кровью, но всё равно красивое лицо. - Отстань! Прошу тебя! Я сама!
- Сама она! Ты сама уже натворила дел! Давай, осторожненько, встаем вместе. И прекратила мне тут... истерики свои! Меня в отделе убьют на фиг, если помощь тебе не окажу!
Но жалко, жалко ее безумно. С трудом перебарываю дурацкое желание прижать Егорову к себе и успокоить, приговаривая всякие глупости на ушко. Такая несчастная, беззащитная такая сейчас...
Закусив губу, медленно поднимается, опираясь на меня. Рукой снова щупает свой лоб.
- На самом деле, ничего там страшного у тебя - так царапина просто. Сейчас обработаем и дальше пойдём.
- Теперь я совсем некрасивая, - горько выдаёт она.
Вот дурочка!
- Нет, пара красивых мест у тебя еще осталась! Вот например...
Исключительно чтобы ее немного взбодрить, предварительно убедившись, что никто на нас уже не смотрит, кладу ладонь на ее грудь! И даже успеваю сжать! О-о-о!
- Придурок, - шипит она, лупя по пальцам.