— Теоретически способен, — это уже я степенно кивнул, завязывая обратно на себя нить разговора. Отцу отвлекаться от дороги не стоит. А то действительно устроим очередное ДТП и не видать нам тогда отечественной автомобильной империи, как своих ушей. — На практике же, мало где возможно разогнаться до столь больших значений. Разве что где-нибудь в районе соляных пустынь, где нет никаких препятствий на пути, а сам грунт очень прочен. В условиях же этой дороги, — бросил я взгляд на отремонтированную и вылизанную к началу выставки улицу, — верст сорок в час можно ехать безбоязненно. Главное, чтобы под колёса нам никто не кинулся. А то лошадки, как и люди, покуда непривычные к такому зрелищу, — нежно погладил я рукой по полированной древесине дорогих сортов, из которой состояла часть внутренней отделки салона.
— Не стоит ускоряться, — поразмыслив с полминуты, всё же выдал государь. — Не будем нервировать народ ещё больше. Причём в этом случае он, сто пудово, имел в виду тот самый народ, что едва поспешал вслед за нами на лошадиной тяге, а никак не уличных зевак.
— Ну вот. Опять ни покрасоваться, ни похвастаться, — показательно тяжко вздохнул я, за что тут же получил предупредительный окрик спереди.
— Ты, малёк, там не балуй! — это оглушил всех своим гласом Кази. — Будет тебе ещё время похвастаться. Государь планирует осмотреть всю выставку. И мимо ваших новинок тоже не пройдёт.
— Вот так всегда. Чуть что не так и недооцененным молодым гениям затыкают рот, — ещё более показательно и ещё более тяжело вздохнув, развел я руками и даже что-то скорчил своей моськой. Вот хорошо в такие моменты быть мелким сопляком! Никто по-настоящему не обидится за столь панибратское отношение с моей стороны. Наоборот, лишь умилятся. Чем и пользуюсь! Хе-хе! — И, главное, кто! Кто! Тот самый господин, что впихивает башни броненосцев в деревянные галеры времен Петра!
— Александр Евгеньевич, вы, несомненно, будете наказаны по возвращению домой, — а это уже не стерпел моих слов папа́. — А пока извольте только слушать старших. — Это мне так очень вежливо предложили заткнуться и более не отсвечивать.
— Но ведь я прав, отец! — чуть повернувшись к переднему ряду сидений, выдал я, едва не заламывая пальцы рук от чувства вселенской несправедливости. — Я прав! — а это уже мой взгляд, ищущий спасения, в наглую метнулся на самого монарха. Так сказать, обратился к высшей инстанции, ища справедливости. — Ведь что сейчас для флота строят? Что строят? Это же вчерашний день! А совсем скоро вовсе будет прошлый век! Как те автомобили господина Бенца, которые кроме как колясками с моторчиком и не назовёшь!
— О-о-о! А вы, Александр Евгеньевич, имеете своё мнение по поводу нужд нашего флота? — проявил определенную заинтересованность государь.
Тема Российского Императорского Флота для Николая II была не столько близкая, сколько болезненная. Ведь именно используя её, как тот трамплин, он в первый год своего правления пожелал приструнить кое-кого из своих зарвавшихся старших родственников со всеми их высокопоставленными прихлебателями, но потерпел страшнейшее фиаско. Пришлось ему отступать, поджав хвост, и даже отдать на растерзание лучшего друга детства — великого князя Михаила Александровича, чья военно-морская карьера по его разумению должна была пойти совсем иным путём, нежели оно случилось ныне. Щенкам тогда звонко дали по мордасам и наглядно показали, что они пока ещё щенки. Но обида-то осталась! А обида императора — это обида императора!
— Я, ваше величество, спроектировал четыре пятых вот этого всего, — окинул я руками салон лимузина. — Конечно, я имею своё мнение.
— Ребёнок? Спроектировал? — вновь подала свой безжизненный голос императрица, на сей раз хотя бы лицом показав, что интерес внутри неё всё же пробудился.
— Александр Евгеньевич вообще уникум, — пришёл мне на выручку её супруг, при этом опять явно подтрунивая надо мной, называя по имени-отчеству. — Это именно о нём я тебе рассказывал с год назад, когда описывал пассаж[1], случившийся при нашей первой поездке на самобеглой коляске с Димой. — Он тогда обозвал изделие самого именитого немецкого автомобилестроителя жутким анахронизмом и пообещал мне показать, каким обязан быть автомобиль на самом деле. И, как я вижу, слово он своё сдержал, — погладив руками по полированным панелям из ценных пород дерева и коже своего кресла, не стал сдерживать улыбку император. То, что он видел и ощущал, ему явно нравилось. Недаром он считался в будущем большим ценителем автомобилей.