Прибыли мы не просто так и не абы когда, а в самом конце декабря 1903 года, так как я банально не знал точной даты начала войны с Японией. Хорошо хоть помнил, что произошло это где-то в начале 1904 года, да и всё.
Опять же, почему в Чемульпо, что согласно моим воспоминаниям стал ловушкой для «Варяга» с «Корейцем»? Да потому что больно сильно я ошибся, описывая Кази и де Ламберу свои хотелки насчёт внешнего вида и приблизительных обводов торпедного катера.
Да! Ошибся! Признаю! С кем не бывает! Не всё же мне везде и всюду быть самым гениальным из всех непризнанных гениев! Я ведь так-то пока что всего один год отучился в своём институте на кораблестроителя и всё ещё мало понимал во всём этом морском деле, чтобы полагать себя действительно сведущим человеком.
Нет, так-то машинка у них вышла просто на загляденье! На морском параде, прошедшем в Санкт-Петербурге 16 мая в честь празднования всё того же 200-летия города, его стремительный проход по Неве вызвал натуральный шквал эмоций и небывалый ажиотаж среди публики.
Ещё бы! Без боевой нагрузки да с полупустыми топливными баками первый образец катера смог выдать на спокойной воде аж 35 узлов! Тогда как прежде катера хорошо если на 12–16 узлах ходили. То есть со стороны он смотрелся натурально летящей над водной гладью кометой.
Проблема же с катерами такого типа, как очень скоро выяснилось, состояла в том, что они сильно-сильно не любили волнение. И не волнение тех, кто находился в их рубках управления, а на море. Волны они, короче, категорически не переваривали. Вот прям категорически! 2–3 балла ещё как-то, с грехом пополам, могли выдержать. А если чуть больше — туши свет, да засыпай земелькой. Катер мог погибнуть, как от пролома корпуса ударами волн, так и попросту перевернувшись на них. Осадка-то у него была около метра, а никак не 5 — 7 потребных мореходному судну.
От того по результатам нескольких бесед с понимающими людьми и пал мой выбор на Чемульпо, что здесь была очень спокойная прилежащая к порту акватория. Во всяком случае, большую часть года. Возникающее порой на ней легчайшее волнение в расчёт вообще не принималось. Оно и до 1 балла здесь зачастую не дотягивало. И вот уже в таких условиях наши зубастые рыбки могли объяснить всем желающим почём фунт лиха.
Правда, заплатить за выбор столь удобного для торпедных катеров поля боя пришлось своей свободой. Не в том плане, что я где-то отсидел. А в том плане, что мы ныне оказались наглухо заперты в порту вместе с нашими стационерами и товарным пароходом «Сунгари», не имея ни малейшего шанса уйти отсюда своим ходом.
Нам банально не хватило бы запасов топлива, чтобы добраться до того же Дальнего даже по прямой. Ведь катер на то и был катером, а не крейсером, что радиус его действия являлся сильно ограниченным. Хотя, пройдя по мелководью, мы легко могли бы убежать отсюда в любой момент, чтобы после выкинуться где-нибудь сильно севернее на корейском побережье в районе той же реки Ялу.
Впрочем, хоть как-то подстраховаться уже на месте мы всё же постарались. Пусть японский капитал, а, стало быть, и японская разведка, проникли уже во все сферы жизни Кореи вообще и порта Чемульпо в частности, нам всё же вышло отыскать одну-единственную чисто корейскую судоходную компанию — «Сансон Хвеса Иунса», владевшую несколькими крохотными пароходиками. Вот один из них — небольшой каботажный пароход «Чханнён» водоизмещением всего-то в 476 тонн, мы и зафрахтовали на 2 месяца.
Выбор наш пал именно на этого малыша, поскольку из всего имеющегося у компании куцего списка в пять вымпелов лишь он один мог бы пройти очень неглубоким северным проливом порта Чемульпо и утянуть за собой на буксире наши катера. Причём утянуть не абы куда, а доставить их хоть до самого Дальнего. Запасы топлива в угольных ямах вполне позволяли ему бегать на такие дистанции.
Этот же пароходик с момента убытия «Харбина» мы использовали в качестве своей плавбазы, храня на нём все прихваченные с собой запасы топлива и масла с запчастями, а также швартуя к нему катера. Оставлять же что-либо непосредственно в порту или у пристани, что уже давно и плотно контролировались частными японскими компаниями, мы, закономерно, опасались. Мало ли что там о нас могли подумать в преддверии начала войны и впоследствии против нас предпринять. Бережёного, как говорится, и Бог бережёт.