— Всё! Отбились! Японцы разбегаются, кто куда! Прекращай свою корриду.
Каким таким чудом я при этом не застрял в какой-нибудь яме или не вывесил колёса, навалившись днищем на тела павших солдат, одному лишь Богу было ведомо. Но эту грёбанную атаку мы умудрились пережить, чем мог похвастать отнюдь не каждый боец нашей гвардейской бригады. Про японцев я вообще молчу. Открывшаяся нашему взору картина явно не предназначалась для глаз всяких там склонных к обморокам впечатлительных дам.
Противник реально шёл в бой огромными массами войск, отчего наш кинжальный пулеметный огонь, ведомый едва ли не в упор, оказался откровенно страшным. По всему полю, насколько хватало глаз, через каждый шаг-другой лежали тела в тёмно-синих шинелях. Создавалось такое ощущение, что мы тут как бы не целый пехотный полк положили. Вот в этот-то момент любования дела рук своих в нас и влетел снаряд.
Разорвавшись чётко под передней осью, он сорвал с машины часть тех бронелистов, что прикрывали двигатель, а заодно заставил тот заглохнуть, явно повредив осколками. Во всяком случае, мгновенно запаривший радиатор дал чётко нам понять, что повреждения силового агрегата имели место быть. Но даже уцелей мотор, сдвинуть машину с места мы уже вряд ли смогли бы, поскольку передние колёса у нас поотрывало также и броневик с усталым скрипом да скрежетом улёгся своей побитой мордой на взрыхлённую взрывом землю.
— Валим! Срочно! — выхватив из кобуры свой револьвер, повернулся я по очереди к двум остальным членам нашего экипажа, дружно вздрагивающим от новых близких разрывов.
Вот вроде бы логичнее было остаться под защитой какой-никакой брони. Ведь снаружи не только бахало, но ещё и стреляли. Однако же, оказавшись в совершенно обездвиженном броневике под артиллерийским обстрелом, лично я мог думать лишь о том, как поскорее бы покинуть этот потенциальный гроб на колёсах, в котором мы к тому же могли заживо сгореть, вспыхни бензобак. Какое-то просто непреодолимое чувство животного страха буквально гнало меня свались из машины куда подальше. И я не стал ему сопротивляться.
Хорошо ещё, что, как мне вышло увидеть своими собственными глазами ещё под Сандепу, все японские орудия полевой артиллерии оказались лишены новейших противооткатных устройств, отчего после каждого выстрела их неслабо так отбрасывало назад, начисто сбивая при этом прицел, отчего вести огонь они могли лишь по площадям. Потому о сиюминутном добивании нашей боевой машины не могло идти и речи. Нам просто катастрофически не повезло угодить под случайный «золотой» снаряд, что на войне так-то случалось.
Удостоверившись, что каждый из нас готов рвануть каждый в свою дверь, я дождался серии очередных близких разрывов — благо японцы всё ещё били залпами, после чего рявкнул всем срочно выбираться и бежать со всех ног под прикрытие корпуса ближайшего линейного броневика. И первым подал пример, навалившись всем телом на свою дверцу.
Как я сумел отметить, японцы били с промежутком в 20–25 секунд между залпами. А за такое время можно было пробежать стометровку даже в нашем зимнем обмундировании да по бугристому полю. Что мы и постарались осуществить. При этом мы с Лёшкой, естественно, не кинулись, куда глаза глядят, а, отставая на пару шагов, неслись следом за великим князем.
— Лёха, ложись! — прокричал я из всех сил, отсчитав в уме 19 секунд, после чего сам кинулся на землю головой вперед, одновременно хватая за ноги Михаила Александровича.
Упали мы сравнительно удачно — на мягенькое. То бишь на тела погибших ранее японских солдат. А спустя пару секунд недалеко раздалась очередная серия из полудюжины взрывов, отчего нас сверху забросало комьями мерзлой земли и даже чьими-то горячими останками.
— Вперёд! Бегом! — вновь проорал я, с трудом сдержав внутри себя завтрак, поскольку прямо перед поим лицом шмякнулось чьё-то чужое перекошенное лицо с остатками черепа, на котором оно и располагалось. Про то, что шлёпнулось мне на спину, не хотелось даже думать. — Лёша! Хватай ротного за руку и рвём дальше!
Вместе с братом вздёрнув на ноги солидно так пришибленного командира, мы вновь рванули вперёд и до того, как очередная группа снарядов упала в районе покинутого нами броневика, уже успели скрыться за корпусом другого.
Здесь-то мне и пригодился револьвер, который я всё это время не выпускал из руки. Во-первых, я, скорее, с испуга, нежели из мастерства, пристрелил затихарившегося здесь японского солдата. Правда, тот прежде успел заехать цевьём своей винтовки по голове великого князя. Но и только. Три выстрела — два в тело и один в голову, надёжно оборвали его жизнь. Во-вторых же, револьвер пригодился мне, когда я принялся молотить его рукоятью по двери броневика, одновременно размахивая второй рукой и демонстрируя своё славянское лицо.