И эти люди теперь пожелали меня учить на что должно, а на что не должно тратить мои денежки!
В общем, в том числе по этой причине здесь и сейчас я ответил отказом. А то с этих Романовых станется мне на шею сесть да ножки свесить.
Впрочем, первое «нет» с моей стороны и было на то первым, что не последним. Стороны, что называется, озвучили своё видение ситуации, и вскоре мне вновь предстояло встретиться по этому поводу с кем-нибудь власть имущим. Уж в чём, в чём, а в этом я не сомневался ни секунды. Разве что это самое вскоре оказалось отложено на те два с половиной месяца, что мы добирались в Санкт-Петербург с Дальнего Востока.
— Шедеврально! — констатировал я, как только последняя восковая фигура оказалась водружена на своё место, и вся экспозиция приобрела именно тот вид, в котором, как по мне, она смотрелась максимально пробивающей на эмоции.
— А не слишком ли это… пафосно? — покрутив в раздумьях кистью руки, всё же подобрал нужное слово Михаил Александрович. — Ведь в реальности обстоятельства складывались несколько иным образом.
— И кто об этом знает, кроме нас троих? — кивнул я на стоящего тут же своего брата, которому на откуп было отдано проектирование павильона для выставления на всеобщее обозрение реконструкции одного единственного мелкого эпизода отгремевшей войны. Но какого эпизода!
Отыскав в Мукдене наш первый разбитый японскими снарядами броневик, мы не стали его восстанавливать, а по моему совету, очень быстро поддержанному на самом верху, превратили в один их центральных элементов инсталляции, должной, как мне хотелось на то надеяться, несколько снизить градус напряжённости хотя бы в столице.
Увы, далеко не во всех затеянных начинаниях мне сопутствовал успех. Особенно, если приходилось бросать всё на самотёк, либо же дело касалось того, в чём я действительно мало что смыслил. Тут же вовсе сложилось два в одном. И я убыл на фронт, более чем на полтора года выпав из деловой и политической жизни. И в истории Первой русской революции я откровенно плавал, отчего не ведал, где лучше всего было бы подстелить соломинки. Потому, что вышло, то вышло.
Остановило ли окончание войны с отнюдь не провальным для России результатом те революционные выступления, которые, словно по мановению руки невидимого кукловода, в одночасье захлестнули страну с начала 1905 года? Нет, не остановило. Возможно, несколько снизило напряжённость на местах. Это да. Но не остановило. А ведь я так надеялся, что нам всё же выйдет пройтись по лезвию ножа и не порезаться при этом.
Многочисленные стачки, диверсии на производствах и железных дорогах, политические убийства градоначальников и кровавые разгоны демонстраций захлестнули империю.
В том же Харькове армии даже пришлось пускать в ход артиллерию, чтобы разбить баррикады! Причём на одном из наших заводов! А в Баку было сожжено и разгромлено подавляющее большинство нефтяных вышек и контор нефтедобывающих компаний, отчего восстановить былой уровень нефтедобычи не представлялось возможным в ближайшие год-два, если не больше.
Из-за всего этого нам вообще пришлось добираться с Дальнего Востока не поездом, а погрузившись в Дальнем на вспомогательные крейсера, пришедшие вместе со 2-ой Тихоокеанской эскадрой. Благо прежде они являлись пассажирскими лайнерами, и на их жилых палубах нашлось достаточно мест, чтобы уместиться всей нашей гвардейской бригаде.
Вот так, находясь в пути, мы с Лёшкой и стали гражданскими лицами, поскольку сдав экзамен на присвоение звания прапорщика, получили не только офицерские погоны, но и сокращённый в связи с этим на полгода срок действительной службы, как вольноопределяющиеся.
Так что в Санкт-Петербург мы вернулись уже полностью отдавшими воинский долг родине, и смогли уделить всё время задуманному проекту, вместо того, чтобы вновь ковыряться в автомобилях или заниматься шагистикой на плацу.
А предложенная мною композиция вышла жизненной!
Опираясь спинами на разбитый и закопченный броневик так, чтобы не скрывать от потенциальных зрителей все полученные машиной повреждения, три боевых товарища отважно отбивались от полудюжины наседающих на них японских солдат. Командир машины — он же ротмистр великий князь Михаил Александрович, игнорируя кровоточащую рану на голове, отводил шашкой штык находящегося перед ним противника, в то время как стоящие по обе стороны от него вольноопределяющиеся вели огонь из своих револьверов в остальных наседающих на них врагов.