На протяжении двух часов я расписывал своим собеседникам, что, по моему мнению, следовало нам всем предпринять, дабы дать флоту что-то удобоваримое в плане новых боевых кораблей и на что я теоретически был бы готов выделить немалые суммы.
Естественно, выделить не просто так, а в обмен на ряд преференций, не имеющих прямого отношения к кораблестроению. Или же, во всяком случае, почти не имеющих.
Как результат, единогласно было принято предварительное решение ограничиться постройкой лишь одного потомка «Баяна», тем более что он усилиями бывшего генерал-адмирала уже был наполовину завершён французскими судостроителями, и отказаться от его приёмки вышло бы дороже, чем принять на вооружение этот морально устаревший крейсер.
Вместо же закладки ещё двух таких кораблей на отечественных верфях в Санкт-Петербурге, решили строить два крейсера английского проекта, первый образец которого уже был заложен на фирме Виккерса для Российского Императорского Флота. Один из них при этом финансировался за счёт отказа от пары «Баянов», а второй должен быть оплачен за мой персональный счёт.
Ну, как английского проекта… Скорее совместного проекта Виккерса, МТК[1] и инженеров Балтийского завода. Каждый за полтора года переговоров внёс в конечный результат свою немалую лепту в формирование его конечного облика.
Правда, я и тут сунул свой пятачок, продавив-таки внесение определённых, отнюдь не косметических, изменений в уже принятом и утверждённом к постройке проекте.
Так вместо четырёх бортовых башен с 8-дюймовыми пушками на корабле появилась ещё одна кормовая башня орудий главного калибра. А вместо паровых машин отныне планировалось установить паровые турбины, как то изначально предлагали инженеры Виккерса, обещая увеличить максимальный ход крейсера с 21 до 23 узлов, как минимум.
Даже по самым приблизительным расчётам всё вместе это позволяло сэкономить целую 1000 тонн веса корабля, который можно было пустить, как на улучшение его броневой защиты, так и на повышение дальности хода за счёт создания большего запаса угля. Но то уже было делом моряков — выбирать, что им будет лучше.
Да, пусть такой крейсер, что по скорости хода, что по мощности вооружения всё равно уступал бы даже самым первым линейным крейсерам немцев и англичан, он уже представлял собой для них серьёзную опасность. Впрочем, как и для подавляющей части устаревших броненосцев.
И всё это «великолепие» должно было обойтись мне в 20 миллионов рублей — непосредственно за корабли и ещё в 20 миллионов рублей должных пойти на модернизацию Балтийского завода.
Но и своего я упускать, естественно, не стал, предъявив в ответ ряд пожеланий уже непосредственно монарху, стоило только нам остаться с ним наедине.
— Для чего вам потребно столько народа, Александр Евгеньевич? — немало удивился император, когда я озвучил первый пункт своих хотелок на ближайшие годы. А значилось в этом самом пункте ни много ни мало — выдача мне дозволения на вывоз за рубеж до 300 тысяч законтрактованных работников из числа православных крестьян и мещан. Что так-то шло вразрез с официальной миграционной политикой империи, нацеленной как раз на максимально возможное недопущение выезда за пределы страны именно этой категории граждан, полагаемых наиболее лояльными к нынешнему руководству страны.
— Мне нужны именно наши люди на моих заводах в США, — не стал я скрывать своих истинных намерений. Просто не уточнил тот момент, что помимо рабочих мне понадобятся и те, кто встанет с оружием в руках на защиту моих интересов в Америке, где всевозможные банды уже начали преобразовываться в полноценные организованные преступные группировки. Мне же в Детройте подобные кадры были ни к чему. Стало быть, следовало застолбить местечко и вышвырнуть всех прочих куда подальше от столь важного для моих планов города. — Пусть это даже будут те самые революционеры, что ныне требуют, Бог знает чего. Так что тут, — я постучал пальцем по своему «листку желаний», — даже проглядывается обоюдная выгода для меня и вас. Я получу потребные мне рабочие руки, и одновременно поспособствую снижению градуса напряжённости в государстве, поскольку нашу страну за мой счёт покинут многие десятки тысяч недовольных, ныне являющихся становым хребтом всевозможных волнений. Пусть поработают в, как они полагают, свободной от гнёта эксплуататоров стране и почуют разницу в подходе к людям здесь и там.
— А они её почуют? — отнюдь не из праздного любопытства поинтересовался Николай Александрович. Ведь поработавшие на другом континенте люди впоследствии вполне себе могли вернуться обратно на родину. Причём вернуться не с самыми добрыми чувствами к «отечественным эксплуататорам и держимордам», коли опыт работы за бугром окажется для них куда более приемлемым и достойным.