А всё из-за одного обидчивого судовладельца, специально пожелавшего утереть мне нос за то, что я посмел охаять его лучший лайнер! И параллельно он же явно пожелал всем показать заявленные кораблестроителями 23 узла максимального хода «Титаника».
Потому сейчас крейсер находился от нас на удалении не менее 45 миль, как мне о том с какой-то даже гордостью за своё судно и, мило при этом улыбаясь, сообщил на завершившемся общем ужине изрядно довольный собой Исмей!
Ему, блин, удовлетворенье ЧСВ[1], а мне теперь решай, как нам спасаться с этого огромного дырявого корыта! Именно с такой разжигающей во мне праведный гнев мыслью мы неслись всем своим кагалом по центральной лестнице под грустный похоронный гул аварийно сбрасываемого через дымовые трубы пара из котлов.
Последнее, как я точно знал, практиковали лишь при начале затопления котельных отделений, чтобы разогретые и полнящиеся паром котлы не взорвались почище торпед от соприкосновения с холодной забортной водой.
— Джентльмены? Что происходит? — мгновенно поступил вопрос от капитана Смита, стоило нам только беспрепятственно ввалиться на ходовой мостик.
Учитывая то, что у него не имелось даже дверей, проход в пункт управления всем судном для любого пассажира 1-го класса был практически свободным.
— Вот! Это надо срочно передать по радио на крейсер «Яковлев»! — не теряя времени даром — и так почти 10 минут потратили на сборы и неблизкий путь, тут же протянул я капитану вытащенную из своего портмоне бумажку с заранее оговоренным с нашими военными моряками условным сигналом совсем-совсем беды.
— Что это? — слегка поколебавшись, но всё-таки приняв от меня коротенькую записку, уточнил мистер Смит.
— Это сигнал бедствия, получив который, моряки «Яковлева» мгновенно рванут на рандеву с нами, совершенно наплевав на целостность своего собственного корабля, — не стал я скрытничать по данному поводу, полагая, что здесь все будут только «за».
— Вас, полагаю, сильно напугал толчок? — попытался успокаивающе улыбнуться мне Эдвард Джон Смит, кося при этом одним глазом на удерживаемые тремя моими людьми дробовики, что мы тайком вытащили ещё четыре дня назад из салона погруженного в трюм моего бронированного лимузина. Терять с концами очередную машину, конечно, было жалко. Но, ежели играть — то до конца играть.
— Да, чёрт побери! Меня, как судостроителя, до икоты напугало столкновение «Титаника» с объектом, заставившим содрогнуться судно водоизмещением аж в 50 тысяч тонн, на борту которого находятся 80 тонн моего грёбанного золота! — мешая вместе французские и русские слова, весьма эмоционально выдал я тому в лицо. — Отчего сейчас я всё же позволяю себе быть несколько нервным! А потому, отправляйте срочно текст на крейсер, чёрт вас всех дери! — Тут для придания должной силы убеждения моим словам, оба моих телохранителя и водитель синхронно передёрнули затворы своих помповых винчестеров и навели те на офицеров экипажа. Всё сделали, как я учил!
— Хорошо, господин Яковлев, мы вашу настойчивую просьбу сейчас же исполним. Не извольте беспокоиться, — подозвав своего первого помощника — Уильяма Мёрдока, Смит передал тому полученный от меня листок и, как я хотел надеяться, отправил того прямиком к радистам. — Могу ли вам быть ещё чем-нибудь полезен? — Вот в чём старику не откажешь, так это в умении держать лицо, да и себя в руках.
— Конечно, можете, — показав жестом своим «абрекам», чтобы те отпустили стволы вниз, я перешёл к человеколюбивому этапу своего плана всеобщего спасения, вот прям сейчас вынужденно претерпевшего немало срочных изменений.
— Внимательнейшим образом слушаю вас.
— Как я смог понять, мы явно врезались вскользь в огромный айсберг. При этом, скорее всего, пострадала носовая часть, в которой располагаются каюты экипажа и пассажиров третьего класса, где полно женщин и детей. А потому я требую от вас! Слышите меня, мистер Смит? — совершенно неожиданно для всех схватил я его за воротник форменного кителя и притянул того максимально близко к себе. — Немедленно отошлите туда своих лучших офицеров, чтобы они отперли решётки дверей ведущих на верхние палубы и ныне отрезающих всех тех людей от их, возможно, единственного спасения!
Благодаря фильму Джеймса Кэмерона у меня в памяти засела картинка, как запертые в ловушке люди протягивают свои руки через решётчатые двери, умаляя выпустить их из уже затапливаемых нижних отсеков. Чего здесь и сейчас я желал вообще не допустить.