Так что, прихватив карабин егеря и стащенную с него патронную сумку, я мысленно пожелал немцам сильно-сильно обрадоваться этой находке, после чего постарался удалиться хотя бы на полсотни шагов от остывающего тела так, чтобы особо не оставлять своих следов. А после пригнулся максимально низко и посеменил дальше в прежнем направлении, слыша в своих ушах лишь противный монотонный звон, да стук собственного сердца — столь сильно вымотался мой городской и даже «домашний» организм от таких-то экзерсисов.
Именно таким образом мне вышло чётко осознать, что бытие разведчика-диверсанта — это точно не моё призвание. Хотя, справедливости ради, необходимо было отметить — с задачей я всё же справился. Намеченный плане не только был выполнен, он оказался перевыполнен аж на 300%, учитывая то, что завалил я четверых сторонников войны.
Потом была река Свентайна, на дне которой упокоился трофейный карабин и по которой я полностью раздетый, фиолетовый в плане цвета кожи и отстукивающий зубами всю азбуку Морзе, какая только есть, проплыл вдоль берега метров двести пятьдесят-триста, удерживая над собой одной рукой комок из одежды с ботинками.
Всё это издевательство над собой пришлось провернуть — чтобы точно сбросить с хвоста возможных преследователей и выйти к прошлогоднему схрону, где вместо забранной из него винтовки ныне меня ждала сменная чистая одежда. Ибо в том, в чём я прожил в лесу столько дней, на людях показываться было никак нельзя. Ведь даже слепой по одному только запаху опознал бы во мне подозрительную персону, сунься я в какой-нибудь из местных городков. Больно сильно лесом от меня несло, не говоря уже о кислой вони застоялого пота.
А не соваться к людям было невозможно. Особенно сейчас, когда меня всего шатало с голодухи и усталости. Да так шатало, что идти мне приходилось от дерева к дереву, то и дело опираясь на их стволы, чтобы не упасть вот прямо здесь.
Таким макаром ещё спустя четыре часа блуждания по лесу, мне вышло вывалиться из него всего-то в полукилометре от очередного схрона с прикопанными документами и деньгами, а также притопленного в реке велосипеда, на котором я и «поспешил» впоследствии убыть в сторону «канадской границы».
Слово «поспешил» указал в кавычках, так как скоростным моё дальнейшее передвижение нельзя было назвать никак. Однако я прекрасно знал, что мне требовалось сделать всего лишь один последний рывок. Ведь по прямой до границы Российской империи здесь было всего-то 20 километров. Считай, полтора-два часа езды на велосипеде. Правда, лишь будучи свеженьким огурчиком, а не тем сморщенным и непрестанно кашляющим нечто, во что уже успел превратиться я.
Да и по той самой прямой здесь было, к сожалению, не проехать. Единственная проходимая для моего велосипеда дорога, помимо всяких лестных тропок, о которых могли знать только местные жители, вилась до границы аж четыре десятка километров, проходя через полдюжины городков и мелких поселений.
Их-то мне и предстояло преодолеть, прежде чем свалиться без сил уже на родной территории. Благо с документами всё было чисто — я ведь официально проезжал Германию транзитом, так-то направляясь из США в Россию. И именно к таможенному посту, через который проходили железнодорожные поезда между двумя империями, и должна была вывести меня эта дорога.
Тут уже покойный кайзер неслабо так сыграл мне на руку, выбрав в качестве своей охотничьей резиденции настолько близкие к границе территории. Прям, как подарок к Рождеству сделал! Царствие ему небесное и земля стекловатой.
Учитывая все случившиеся со мной перипетии и дьявольскую потребность в небольшом отдыхе, не говоря уже о перекусе, пересечь границу с Российской империей мне вышло лишь на следующий день. Банально не успел добраться вовремя, пока шёл рабочий день, и потому ночь пришлось провести в крохотной рощице у приграничного городка, находящегося в каком-то километре от моего спасения, сидя исключительно на иголках, да вздрагивая от каждого шороха. Мне даже подремать не удалось хотя бы с полчаса! Так капитально перенервничал!