— Хрякс! — а это уже мы ответили по полной мере.
Стоило только носу нашего лимузина максимально сблизиться с задней частью вражеской машины, как Боря слегка двинул рулем вправо, одновременно с этим ещё чуть-чуть прижал ногой педаль газа, и после уже резко дернул руль влево.
Как я его и просил, он ударил бампером чётко в правое заднее колесо преследуемого нами автомобиля, отчего тот резко повело, занесло на укатанном снегу и… после двух переворотов через крышу выкинуло к чертовой матери на ледовое покрытие Большой Невки.
Мы как раз двигались по Сампсониевской набережной, когда всё произошло. Вот через ограждение этой самой набережной чужую машину и перекинуло, не в последнюю очередь благодаря натуральной покатой стене из снега прикрывшей каменные ограждения и явно созданной с помощью отвала наших снегоуборочных машин.
Пока ещё не сильно хорошо схватившийся речной лёд тут же проломился под тяжестью машины, отчего та за какие-то считанные секунды скрылась в полынье вместе со всеми своими пассажирами, выбраться которым помешала вмятая в салон крыша. Зря они её вообще подняли, видимо, желая скрываться от чужих глаз до самого последнего момента нападения.
Таким вот образом я в полной мере упустил свой шанс с пристрастием пообщаться, как со стрелками, так и с их сообщниками или нанимателями. Что называется — мертвец надёжно хранит тайну. А тех мертвецов впоследствии полицейские достали баграми из воды аж 3 насквозь промёрзших штуки. Лишь один куда-то затерялся, видимо уплыв по течению.
И это, блин, уже была отнюдь не моя личная очередная постановка! Это, блин, позволил кто-то для себя решить, что я живой ему не нужен вовсе! С чем предстояло долго и кропотливо разбираться. Благо машин в стране пока что имелось — сущий мизер и потому на владельца нашего «утопленника» можно было выйти чуть ли не играючи.
А дальше… Дальше кое-кому непременно должно было стать очень-очень больно. Страшно и больно. Ибо всепрощением я точно не страдал.
— Студен Яковлев, потрудитесь объясниться! Отчего с каждым новым годом обучения вы опаздываете к началу моих занятий всё больше и больше! — выудив из кармашка жилетки свои серебряные часы, профессор Фан-дер-Флит отщёлкнул их верхнюю крышку и, посмотрев на стрелки, лишь удручённо покачал головой. — Три месяца и тринадцать минут опоздания! — очень так тонко пошутил он, приплетя тут ещё и считанные минуты. — Уже декабрь начался, третье занятие этого дня, а вы только-только соизволили появиться в аудитории! Какие ваши оправдания?
— Стреляли, Александр Петрович, — пожав плечами, честно назвал я причину своей «небольшой» задержки с появлением на занятиях.
А что мне было делать? Пришлось сперва ждать полицию. Потом подробно общаться с её представителями. Потом ещё раз и ещё, повторяя разным людям одно и то же и во всех деталях.
В результате — пять часов, как корова языком слизала. Добрался в институт лишь к последней паре. Ну не домой же было ехать, чтобы там дрожать в испуге и ожидании очередного нападения! Это явно провалилось, а организовать следующее покуда неизвестному недоброжелателю ещё только предстояло. Вот и заявился на учёбу, как то и планировал с утра. Но даже на финальное занятие дня припозднился чутка.
В принципе, к опозданиям и вообще к посещениям занятий в ВУЗах Российской империи на самом деле относились донельзя либерально. Я бы даже сказал — откровенно пофигистически. Причём, это касалось, что студентов, что преподавательского состава.
Для меня, отучившегося в советское время, это всё выглядело откровенно дико!
Не поймите меня превратно, мы, будучи молодыми советскими студентами, тоже имели желание погулять, да повеселиться, пропустив занятие-другое. Но у всего же была мера! И как раз вот этой самой меры в нынешние времена я не наблюдал вообще.
И ладно бы речь шла о нашем брате — студенте! Нет же! Иные педагоги легко могли начать читать свои лекции на месяц-два позже назначенного срока — естественно, исключительно по уважительным причинам, какими бы они на самом деле ни были. Про 15–20 минут задержки урока — можно было даже не упоминать. Этим грешили почти все. Профессор Фан-дер-Флит в этом плане, скорее, являлся одним из немногих исключений из правил. Да что тут говорить! Я пока продирался через переполненные галдящими студентами коридоры института до двери своей аудитории, эти самые 13 минут и потерял. И ведь галдели в коридорах те не просто так — а ожидая появления своих лекторов, хотя занятия уже должны были у всех начаться.