О чём я, правда, не догадывался совершенно, поскольку в зону моего внимания такая информация никогда не попадала. Но вот о чём мне точно было хорошо известно — так это о постепенном нарастании «количества рейсов чёрных хвостатых бестий» между монархическими домами и крупнейшими банковскими кланами.
То моё скандальное интервью не только многократно увеличило продажи «Нью-Йорк Американ» и подняло волну истового негодования в очень многих кругах, но и создало великолепную питательную среду для роста уровня недоверия между теми, кто полагал себя хозяевами мира и теми, кто желал себя таковыми полагать.
С чего мне это было известно? Да с того, что к папа́ во время одной неформальной встречи по осточертевшему мне вопросу очередного «добровольного пожертвования» нашей семьи на постройку флота напрямую обратился император, желая уточнить условия открытия в нашем «Русско-Американском торгово-промышленном банке» ряда счетов на имена своих детей. Для начала!
Что-то после гибели «кузена Вилли»[1] перестало ему нравиться держать у наших германских конкурентов многие миллионы рублей, составляющих наследство его потомков.
Как ни крути, а это уже был звоночек! Причём для нас, таких красивых, тоже! Ведь наш молодой частный банк сочли весьма достойной копилкой «для своих» на самом высшем уровне страны! Что в свою очередь давало нам определённую протекцию от действий всяких нехороших лиц, активно так облизывавшихся на наше личное финансовое учреждение. А таковых, увы, хватало! Но Павел Рябушинский там умело отбивался и сам удачно бил в ответ, что по репутации, что по карманам оппонентов.
На этом фоне то, что происходило в нашей небольшой и дружной семье, а также в нашей личной промышленной империи, конечно, выглядело блекло. Но, кто бы знал, насколько это всё на самом деле было важно в канве всего мира!
Так, очередные упавшие в январе месяце в общий яковлевский карман десятки миллионов долларов, франков, марок и рублей — как дивидендов с разных акций/облигаций, так и лицензионных отчислений, позволили, к примеру, профинансировать в полном объёме своевременное завершение строительства Волховской ГЭС.
Сколько там ушло у СССР на эту же самую стройку? 8 лет до пробного пуска первых трёх гидротурбин? У нас на то же самое ушло 4 года. И все 10 турбин, включая две вспомогательные для собственных нужд станции, должны были войти в эксплуатацию уже до конца года. Что называется — почувствуйте разницу.
Да, всё понимаю, сейчас у нас не существовало забот, связанных с послевоенным развалом промышленности всей страны и с активной революционной ситуацией в оной, как не имелось и неразрешимых проблем с финансированием всего проекта в целом. Технику опять же к стройке привлекли новейшую и в очень значимых объёмах. Но всё равно с нашей стороны это был самый настоящий подвиг!
И подвиг этот заключался не только в том, что вышло отмахаться от всех, кто пытался активно вставлять нам палки во все возможные колёса! Он также заключался в параллельном финансировании и осуществлении такой же точно по объёму стройки в Нарве.
Пусть нами там не был повторён проект времён Советского Союза, и потому вышло обойтись без насыпных дамб, имеющегося природного перепада высот хватило, чтобы запустить в работу станцию ничуть не меньшей мощности, чем Волховская ГЭС. Что там высота построенной плотины составляла 13 метров, что здесь. И на двоих они при запуске в эксплуатацию всех гидротурбин обещали выдавать не менее 120–140 МВт. А то и больше! Считай, что электричества на полсотни тысяч рублей в день! Что было почти вдвое больше изначально ожидаемого!
Акцентировал же я внимание на Волховской ГЭС лишь потому, что для нас именно она была гораздо более важной в силу устройства вокруг неё «маленького Детройта» отечественного разлива. В котором, между прочим, уже 20 июля мы запустили в тестовую эксплуатацию столь долгожданный автомобильный конвейер! Что обещало дать под 5 тысяч новеньких машин отечественной сборки до конца года. Мизер — по сравнению с нашими возможностями в США, но для России — пока очень много. Нашлось бы, куда эти деть!