На ХПЗ мы, кстати, лапу наложили уже полностью! Что называется, почувствовали силу и вошли во вкус. Как результат — последние 25% акций первого выпуска «Русского Паровозостроительного и Механического акционерного общества» перешли к папа́ примерно с неделю назад. Тогда же стараниями Павла Рябушинского мы на равных с ним правах стали главными владельцами «Санкт-Петербургского частного коммерческого банка», тем самым не позволив тому уйти в руки французских финансистов, что называется, со всеми потрохами. Это как раз был один из актов нашего умиротворения со стороны монарха. С его благословления нам всем позволили осуществить ту сделку.
Денег на это, конечно, ушло море. Аж 8 миллионов рублей пришлось через новый выпуск акций вкинуть в его основной капитал, фактически удвоив тот в одно мгновение. Но Павел клятвенно заверил нас, что дело того стоит. А не верить ему причин не имелось, так как наша банковская сфера, что в первую очередь создавалась для поддержки и обслуживания наших собственных промышленных предприятий, уже сейчас начала генерировать прибыль, сравнимую с доходностью всех наших американских заводов.
Так, к примеру, с полгода назад всего за 1 день игры на «Санкт-Петербургской бирже», мой шурин, орудуя огромными капиталами находящихся под его рукой банков и воспользовавшись кое-какой инсайдерской информацией, умудрился заработать аж 8 миллионов рублей, естественно, при этом разорив немало неудачников.
Вот ведь человек! За 1 день заработал столько же, за сколько мы фактически стали владельцами одного из крупнейших частных банков империи! Казалось бы — паноптикум! Но это была правда жизни! Не просто же так в тех же США именно Нью-Йорк являлся самым крупным и богатым городом, а не промышленный Детройт, к примеру, иди же столичный Вашингтон.
— Да, судя по тому, что происходит во всём мире в последнее время, безопасности действительно много не бывает, — вынужденно согласился со мной Дуглас. — Вон, в начале года какие-то ваши латышские революционеры, чуть было не отправили к праотцам нашего министра внутренних дел — мистера Уинстона Черчилля[1]. Пуля прошила его щегольской цилиндр насквозь, как вы сами только что изволили выразиться, пройдя в считанных дюймах от головы. Теперь этих латышей отлавливают по всему Лондону. С пару сотен, говорят, уже арестовали.
— Ой, бросьте! Они такие же наши, как и ваши, — тут же отмахнулся я. — И не смотрите на меня так, мистер Виккерс. Жандармскому управлению Российской империи прекрасно известно, что более всего подобные персоны финансировались из Лондона, — я даже не подумал лебезить перед местным олигархом, выдавая правду матку, как она есть. — Не просто же так они прибежали именно к вам, когда на моей родине их начали постепенно давить. Вот помяните моё слово! Их всех ещё и оправдают, и отпустят, чтобы впоследствии использовать опять в моей стране для разнообразной подрывной деятельности. Что тут поделаешь? Политика!
Я этого, конечно же, не знал, а просто высказал то, что крутилось в голове по опыту моей прежней жизни. Но, как впоследствии выяснилось, оказался практически провидцем.
Всех этих латышских революционеров действительно выпустили на волю спустя где-то полгода откровенного балагана, называемого здесь судебным разбирательством.
И даже более того! У лондонской мажорной молодёжи мгновенно стало модным трендом поддерживать всех этих «борцов за справедливость» и «жертв царских сатрапов». Да-да! Тех самых, кого сейчас как раз отлавливали за соучастие в убийстве почти десятка местных полицейских!
Да что тут говорить, если даже двоюродная сестра самого Уинстона Черчилля впоследствии имела связь с одним из лидеров всей этой шайки-лейки, но тот в итоге охмурил молоденькую дочь богатого лондонского банкира, на коей вскоре и женился. Таким вот скользким жуком оказался Яков Христофорович Петерс — в истории моего прежнего мира впоследствии ставший заместителем председателя ВЧК[2] — Феликса Дзержинского.
Зять лондонского банкира стал вторым человеком в красном ЧК!
И кто-то после этого мне что-то будет говорить о непричастности британцев к русской революции и то, что англичанка нам не гадит постоянно? Ну-ну! Наивные, смешные дурачки!
— А что, кхе-кхе, случилось с вашим катером, кхе-кхе, — поспешил вернуться в беседу всё ещё покашливающий Альберт, поняв, что мы с его племянником уходим куда-то не в ту степь и можем вовсе поругаться.