— А в чем проблема? — изогнула толстую бровь женщина. — Ты же настоящая эмазолка. А эмазолки не стесняются своих соратниц.
— Но они... — я в легкой панике оглянулась на ребят. Лицо Леоттина с каждой минутой становилось все белее, рыжик тоже выглядел не очень хорошо. От безразличия эльфа не осталось ни следа — парень весь подобрался, напрягся. В точности, как и Кайл, глаза которого сейчас чуть ли не молнии метали.
— Они? — Женщина тоже покосилась на пленных. — Чушь. Какая эмазолка будет стесняться своих мужей?
— Но...
— Так ты признаешь, что лгал, мальчик? — прищурилась она. И я поняла, что выхода нет.
Глубокий вдох. Выдох.
— Разрешите выйти в центр?
— Разрешаю.
Сделала несколько шагов вперед так, чтобы встать спиной к друзьям.
— Начинай.
Такой короткий, понятный каждому приказ. Я прикрыла на мгновенье глаза. Не паникуй, Николетта. В конце концов, что такое гордость по сравнению с шестью... нет, с четырьмя человеческими, одной эльфийской и одной божественной жизнями? От осознания этого руки сами потянулись к пуговицам на рубашке.
Одна пуговка. Вторая. Пальцы тряслись и не слушались, лицо горело от стыда. Несколько десятков глаз ловили каждое мое движение, с жадность следили за тонкой полоской кожи, которая постепенно становилась все шире. Сзади началась какая-то возня. Померещился звук удара, но я не стала оглядываться.
Седьмая пуговица. Восьмая. Последняя никак не желала расстегиваться. Я мусолила ее минуты две, а когда подняла голову, увидела полные злорадства и ожидания взгляды. Женщины не верили. Ждали, когда спектакль закончится, и начнется часть с расплатой.
Наконец с рубашкой было покончено. Мягкая ткань скользнула на песок, обнажая плечи, живот, руки. За спиной раздалось удивленное восклицание.
— Дальше, — с подозрением глядя на перевязанную грудь, приказала туземка.
Следом за рубашкой на песок упал эластичный бинт.
В любой другой ситуации я бы посмеялась над тем, как вытягивались лица дикарок. Пространство наполнилось тихим ропотом. Перешептывающиеся девицы прижимали ладони к губам, терли глаза, словно не могли поверить в происходящее. Кто-то даже попытался приблизится, но его жестко оттолкнули. Сама командирша сейчас напоминала мне каменное изваяние. Ее брови свелись к переносице, на лбу образовались глубокие морщины, а губы упрямо поджались. Судя по всему, она и сама не верила, что ошиблась.
— Уходим, — спустя некоторое время произнесла туземка механическим голосом.
И ни единого слова извинения! Вот вам и признание ошибок. Или здесь действует закон «женщина всегда права, пусть другие извиняются»? Но мне и в голову не пришло требовать от местных жителей слов раскаянья. Не до того было.
Дальнейшие события происходили в абсолютной тишине.
Одна из девиц подала мне рубашку, и я поспешно накинула ее на голое тело. Толпа эмазолок начала потихоньку рассасываться. Кто-то уходил в сторону леса, кто-то направился к городу, однако большинство решили продолжить патрулирование пустыни. В числе последних оказалась и предводительница. За все время женщина не сказала мне ни слова, ни звука не издала. И удалялась с таким лицом, будто бы не она ошиблась, а я нанесла ей смертельное оскорбление. Ну полный... матриархат, честное слово!
Наконец мы остались одни. Говоря «мы», я имею в виду себя и свой пробудившийся страх. За спиной в мертвой тишине стояли друзья.
Растерянность?
Обида?
Злость?
А может, ненависть?
Я не знала, что они чувствуют в этот момент, но перед глазами уже замелькали перекошенные негодованием лица. В носу нестерпимо защипало.
Боже, как же не хочется поворачиваться.
Гнетущую тишину разорвал тихий голос:
— У меня… сестра.
Что?
— Парни... — кто-то едва слышно рассмеялся. — У меня есть сестренка!
Я не успела ни понять смысл сказанного, ни обернуться, как земля вдруг ушла из-под ног. Ураган рук подхватил мою съежившуюся тушку и закружил в воздухе, подобно перышку. А когда песок и небо наконец перестали меняться местами, на меня с абсолютно щенячьим восторгом уставились два медовых глаза. — И не простая сестра! Младшая!
— К-к-какая еще сестра? — растеряно хлюпнула носом.
— Как какая? — Лео смешно фыркнул и смахнул с моей щеки что-то мокрое. Я только сейчас поняла, что плачу. — Брось, Ники, я ведь уже давно говорил, что ты мне как брат. А теперь. Представляешь, всегда хотел младшую сестренку! — его глаза маньячно блеснули. — Ее же можно наряжать, красить.
— Эй, это тебе кукла, что ли? — сквозь слезы рассмеялась я.
— А еще, наверняка весело спускать с лестницы ее слишком наглых ухажеров, или помогать сбегать из дома на свидания. О, а потом следить за парочкой, чтобы кавалер не распускал руки!