— Куда обычно, — сказала я.
— Но, милочка… граф не привык видеть детей за столом!
Безусловно, так оно и было. В мире лордов дети обычно едят у себя в детской, и только по большим семейным праздникам им разрешают присоединяться к общему столу. И уж — голову даю на отсечение — ни один ребенок, не состоящий с ним в родстве, никогда не появлялся за столом графа Сэйвила.
— Может, сыночек поест с нами на кухне? — продолжала миссис Макинтош.
— Нет, — решительно отрезала я. — Сегодня, как всегда, Никки будет ужинать в столовой.
Впрочем, Никки не так уж редко ел на кухне с Макинтошами — если у меня были гости или просто так, когда ему очень хотелось, — но в этот вечер я предпочитала, чтобы он был со мной.
Дабы окончательно положить конец спору, который начала моя экономка, я сказала ей, что здесь дом моего сына и если графу Сэйвилу не понравится общество восьмилетнего мальчика, он может ужинать в любом другом месте, кроме столовой.
Выслушав мои слова, миссис Макинтош внимательно посмотрела на меня, вздохнула и вышла.
Я бросила гребень на туалетный столик и тоже покинула комнату, не удосужившись взглянуть на себя в зеркало.
На кухне я застала мистера Макинтоша, хлопочущего у старинной плиты. Супруги Макинтош уже вели хозяйство в этом доме, когда мы с Томми въехали сюда. Хозяин собирался уволить их, но мы решили оставить славную семейную пару. Они делали почти всю работу по дому и умело управлялись на кухне. Все свое умение, после того как у него заболела нога, что не давало возможности работать в саду, мистер Макинтош вложил в приготовление пиши и добился удивительных успехов: простой суп, такой как сегодня, превращался у него в бесподобную симфонию вкусовых ощущений и запахов. Я не переставала изумляться и радоваться его кулинарному искусству.
— Надеюсь, вас не очень встревожило появление в доме еще двух едоков, мистер Макинтош? — сказала я.
— Конечно, нет, милочка. Джанет говорит, один из них настоящий лорд. Это правда?
— Да, граф Сэйвил. Он будет ужинать в столовой, а вам предстоит развлекать его кучера здесь, на кухне.
— Справимся, милочка. Боюсь, их желудки приучены к более изысканной пище, но, во всяком случае, супа и хлеба хватит на всех.
Я взглянула на смуглое узкое лицо, в умные насмешливые глаза.
— Ваш суп достоин королей, вы прекрасно это знаете, — сказала я.
Он улыбнулся.
Дверь открылась, пропустив в кухню кучера Джона Гроува.
— Надеюсь, я попал куда надо? — спросил он извиняющимся тоном.
— Входи, добрый человек, — пригласил мистер Макинтош, и я, оставив мужчин знакомиться за обеденным столом, направилась через холл в гостиную.
Не стану ее описывать, но, можете мне поверить, она тоже не отличалась ни размерами, ни красотой, ни новизной и стильностью мебели. Хотя стены недавно были заново покрашены и шторы на окнах радовали глаз приятным золотистым цветом, столь любимым мной.
Вероятно, я не стала бы обращать внимание на некоторую убогость обстановки — все это было привычно для меня, — если бы не возвышающаяся на этом фоне благородная фигура лорда Сэйвила в синих панталонах и такого же цвета долгополом сюртуке. Он стоял перед камином, и первое сравнение, пришедшее мне в голову — сколь ни унизительно для меня, как хозяйки дома, оно звучало, — было: он похож на породистого скакуна, попавшего в свинарник.
Опустив глаза на свое давно вышедшее из моды платье, я мысленно добавила, что сама, пожалуй, вполне соответствую вышеозначенному месту.
Никки оказался здесь раньше меня и сейчас оживленно что-то рассказывал графу о своем пони. Я была рада, что по крайней мере мой сын соизволил надеть выходной костюмчик, который так ему к лицу.
— Вот и ты, мама! — воскликнул он, увидев меня в дверях. — А я рассказываю его сиятельству о своем Скуирте. Какой он забавный…
— Очень хорошо, Никки, — сдержанно сказала я. — Думаю, ужин уже готов.
— Ой, здорово! Можно я пойду помогу миссис Макинтош?
— Да, дорогой, пожалуйста. — Я мельком взглянула на графа и добавила:
— Прошу следовать за мной, милорд.
Мы молча вышли и прошагали по коридору в соседнюю комнату, где, как я сразу заметила, на стол были выставлены бокалы для вина, которое я сама никогда не пила за едой.
Вскоре миссис Макинтош внесла супницу с дымящимся супом и поставила возле меня. Когда она пошла за хлебом, Никки подскочил к моему стулу, чтобы взять у меня из рук тарелку для гостя и отнести ему. Затем то же самое он проделал со своей тарелкой, после чего уселся и в ожидании повернулся ко мне.
Я сложила руки, наклонила голову и произнесла:
— Благодарю Тебя, Господи, за Твои ежедневные дары и за эту пищу, к которой мы собираемся приступить.
— И еще за то, — добавил мой добросердечный сын, — что наши гости не заблудились в снежной буре, верно?
— Аминь, — сказал граф, сохраняя полную серьезность.
Для меня молитва о пище была вполне насущной, ибо не так давно мы пережили не слишком легкие времена, когда я в полном смысле слова не была уверена, что завтра у нас будет что поставить на стол.
Молитва закончилась, Никки поспешно схватил ложку и начал есть. Я тоже подняла ложку, но перед тем как опустить ее в тарелку, бросила взгляд через стол, чтобы прямо посмотреть в лицо человеку, которого всегда считала своим врагом, хотя никогда раньше не видела.
Волосы графа Сэйвила цвета темного золота поблескивали в пламени свечей; светло-карие глаза казались непроницаемыми; красивое лицо было бесстрастным.