Все надписи на немецком. Ожидаемо. Но имя отправителя прочтет любой. Женское имя из шести букв.
И я тут же кладу телефон так, как он и лежал.
Вода в душе литься прекращает.
Увиденное имя причиняет боль. Странную, ноющую боль в области груди. Ей пока нет названия, но сосуществовать с ней неприятно. Как вытащить-то? Я даже не знаю, кому принадлежит это красивое имя.
Тренер, массажист, домработница… Курьер, который доставляет спортивное питание?
Алекс выходит из душа в черных боксерах. По его спине вдоль позвоночника еще стекают капли. Они совсем его не смущают, потому что Эдер натягивает футболку через голову.
Не расчесывается. Трясет головой и — вуаля — вновь красавчик.
— Голодная?
Нет. Меня мутит.
— Немного.
— Пойдем, накормлю. Ты единственная модель, которую я знаю, кто любит поесть.
Глава 11
Марта
На выходе из отеля берем два зонтика, когда могли бы уместиться под одним. Об этом молчу.
— Расскажи мне что-нибудь о себе, — просит.
Мы медленно идем на расстоянии чуть меньше метра друг от друга. Шаги не слышны. Алекс в кроссовках, на мне белые эспадрильи.
Присутствует небольшое напряжение.
— Что именно?
— Ну, что посчитаешь нужным. Я же должен понимать, кто ты. Журналисты очень любопытные до чужих жизней. Будет нехорошо, если меня поймают на том, чего я не знаю.
— Есть универсальная фраза, Алекс, — надеюсь, моя глупая попытка пошутить немного растормошит нас. — «Моя личная жизнь на то и личная». Да и ты не обязан отвечать на вопросы относительно… своей девушки.
Конец фразы дался тяжело. В голове до сих пор непросто уложить, что отношения между мужчиной и женщиной могут быть притворством, на камеру.
Я не должна считать все действия Алекса в отношении меня на людях искренними. Это игра, и мы в ней актеры. Но перед глазами имя той девушки, которая написала сообщение Эдеру. В моменте наша игра становится будто бы неправильной. Опасной.
— И тем не менее, Марта, — голос полон строгости.
Алекс Эдер известен своим упорством, даже твердолобостью и упрямством. Такие люди не понимают слова «нет». Как и «не получится», «не выйдет».
— Ну если тебе интересно… — Скашиваю быстрый взгляд на Алекса.
Не хочется ощущать, что он спрашивает это, чтобы только не молчать всю прогулку.
— Я родилась в обычной семье в небольшом городке. Мои родители с рождения твердили об учебе, о важности образования и прочее. Запрещали интересоваться тем, что никак не связано с учебой. Бабушка…
— Та, что сказала про красоту и беду?
Быть открытой сложно. Пока не понимаю, почему рассказываю все Алексу.
Настроение, наверное, такое, погода. И одиночество… Последнее время оно душит. Я никогда не любила быть одной, но мне приходилось.
— Бабушка вообще считала, что девушке нужно получать профессию, где будешь полезна обществу. Типа медсестры. Или учителя. Советовала выйти замуж, родить двоих детей и терпеть все, что преподносит тебе жизнь.
— Звучит ужасно.
Я не рассказываю про пощечины, которые регулярно получала, если приносила оценку ниже «5». И что за общение с мальчиками меня наказывали. Те мне подарки разные дарили: открытки, шоколадки. До дома провожали. Однажды узнал отец, и… Маленький шрам до сих пор можно нащупать за ухом.
В тот вечер я долго плакала в комнате, которую делила с бабушкой, и никто не подходил меня успокоить или хотя бы обнять. А мне хотелось маминых объятий.
Защиты не было. В случае беды бежать некуда. Подруг-то не сыскать, потому что от меня все отвернулись. Причина — они боялись, что уведу их парней. Мне было всего пятнадцать, и я ни с кем даже не целовалась. Из-за папы и маньячного желания оградить дочь от всего, что, по его мнению, неправильно, меня потом обходили стороной.
Я мечтала уехать, когда смотрела на моделей из журналов и представляла себя рядом с ними. Все журналы, кстати, хранила под матрасом. Нельзя было, чтобы кто-то из семьи о них узнал.
Стоило мне купить косметику на первые заработанные деньги — втайне от отца я раздавала флаеры — родители сломали и выкинули все на моих глазах. Мать и отец не разговаривали со мной неделю, и папа с того дня провожал и забирал меня из школы вплоть до выпускного.
Было чертовски стыдно.
— Да, ужасно, — отворачиваюсь, чтобы Алекс не заметил влаги в моих глазах. Пересказывать свою жизнь даже мысленно очень трудно.
— Первые отношения? — Вот это вопрос. Гонщика ничего не смущает.
Поправляю волосы и крепче сжимаю ремешок сумки кросс-боди.
— Боюсь узнать твой следующий вопрос.