На нем лица не было: бледный, с покусанными губами и красными глазами, он смотрел на меня так жалобно, словно он знал, что не найдет потерянную сестру. На какой-то момент в мне проснулось сочувствие, однако оно тут же уступило место ярости за то, что он отпустил ее одну, когда знал, что Валери находится в опасности. Самое отвратительное, что я тоже не углядел за ней, потеряв бдительность из-за чувств и встречи с давними друзьями, которых не видел достаточно долго. Если бы был начеку, если бы не позволил эмоциям доминировать над разумом, то, возможно, ничего бы этого не случилось…
— Кто приедет? — хриплым голосом спросил.
— Люди Зейна и Рафаэля.
Я кивнул головой, мысленно благодаря обоих за то, что они тут же предложили свою помощь. Эти люди нам нужны, когда мы будем давать отпор этим уродам.
— Их видели по дороге в Сиэтл, — сообщил Скотт, и мы все повернулись к нему. — Только они свернули с нее, — он испуганно взглянул на меня, — на трассу номер 6.
Твою мать.
— Что это за трасса? — спросил Зейн, теребя золотое кольцо в своем ухе.
— На ее конце находится заброшенный театр, — сказал я, после чего побежал к выходу.
Парни побежали за мной.
— Неужели он пытается воскресить ту ночь? — спросил Зейн.
Никогда до этого не видел, чтобы Зейн был кем-то или чем-то так напуган.
— Не знаю, — выдохнул я, заводя двигатель. — Не знаю.
Глава 57
— Верь, — сказала она. — Все пройдет.
Даже если очень плохо — это когда-нибудь кончится.
Ничто на свете не вечно.
Люди Скотта видели этого мудака. Нам об этом сообщил какой-то молодой парнишка, лет восемнадцати-девятнадцати, когда прибежал к своему "начальнику" и стал просить нас отпустить его. Оказалось, что Альваро сел в машину на перекрестке у старого фонтана и поехал к дороге, ведущей в заброшенный театр, которая была в соседнем городке. Когда мы услышали, куда поехал Альваро с Валери, каждый из нас на миг вернулся в прошлое, потому что место, выбранное этим психом, было не случайным — месть из-за не пережитой обиды. Если бы была возможность, я вернулся бы в прошлое и не сделал того, что совершил тогда, но, к сожалению, это невозможно.
Оставив позади машину, мы взбежали по лестнице и оказались в мрачном помещении, запах которого вызывал во мне тошноту. Не люблю врачей. Разделившись с остальным, я стал осматривать одно помещение за другим, надеясь, что Валери находится здесь. Конечно, я понимал, что это маловероятно, потому что Альваро изощрен в своих действиях, однако внутри слабо горел огонек веры в то, что все будет хорошо. Открыв очередную дверь, я застыл: перед глазами встали цепи, свисающие с механизма, прикрепленного к потолку комнаты, а на одном из столов по белой тканью лежал труп. Его ноги отвратительно выглядывали из-под простыни, как бы зазывая меня, заставляя представлять самое худшее, ибо ступни явно принадлежали женщине.
Сердце пропустило удар.
Я стремительно вошел в комнату и сорвал с тела ткань, вскрикнув от чувств, охвативших меня. От облегчения хотелось зарыдать. Перед мной лежала не Валери. Глаза покойной были закрыты, руки смиренно лежали на груди, прикрывая соски, ноги, носки ступней которых смотрели в разные стороны, расслабленно лежали. Я подошел к ней ближе, чтобы наверняка убедиться, что это не Валери, но в этот момент в комнату вошел Эйден, который позвал меня по имени. Повернувшись к нему, я нервно улыбнулся, моля Бога, чтобы с Валери все было хорошо, чтобы этот урод не тронул ее, не причинил ей зла и не истязал ее хрупкое тело разными гнусностями. Эйден не дышал, когда взглянул на труп, и тут же выдохнул, громко, протяжно, ибо теперь он тоже убедился, что нимфа не лежит на данном столе.
Мне хотелось поговорить с ним, но Эйден прошел мимо меня, направившись к цепям, что уродливо свисали с потолка. Я засеменил за ним, тщетно пытаясь подавить внутри ощущение, будто все самое плохое только начинается, и увидел кровь, которым был запятнан металл. Все внутри оборвалось. Она была свежей, недавно пролитой… Она принадлежала… Я отвернулся, чтобы не видеть это не давать своим мысли воли, но они уже поглотили меня, фантазия рисовала ужасные картины, где Валери, скованная цепями, испуганно смотрит на Альваро и умоляет его прекратить все эти пытки, но слышит в ответ лишь жуткий хохот. Тошнотворная волна подкатила к моему горлу, отчего я тут же отошел на несколько шагов, когда мой взгляд зацепился за непонятные пакетики, лежавшие на хирургическом столе, что стоял ближе к стене, около столиков, на котором блестели разные приборы.
Я подошел ближе, взял один пакет в руки и увидел внутри ровно срезанные темные волосы. Любопытство взяло вверх на разумом, пальцы захватили шелковистую прядь, и воспоминания тут же охватили меня: вот Валери лежит на нашей кровати и ее волосы разметались по всей подушке, вот она моет их под потоком воды, вот собирает их на макушке, когда надевает белый халат и идет в свой стоматологический корпус, вот прикрывается ими, когда начинает смущаться и краснеть… Волосы рассыпались по полу в тот момент, когда мой взгляд упал на другой пакетик, внутри которого лежал целиковый окровавленный ноготь. Ее ноготь. Покрытый блестящим синим лаком, который она позавчера утром оставила в ванне на раковине, потому что очень сильно спешила на встречу. Краска, видимо, облупилась в тех местах, где ноготь оказался зажат пинцетом или каким-то другим инструментом.
Кровь отхлынула от лица, легкие отказывались вбирать в себя воздух, сердце не верило в то, что это правда и пыталось что-то придумать, но разум отметал в сторону все варианты, оставляя лишь один — Альваро причинил вред Валери, пытая ее в этом помещении. Только Бог знает, что он сделал еще!
— Джейми? — испуганно произнес Эйден, и я резко повернулся, смотря то на него, то на Темпла и Зейна, которые неизвестно когда зашли сюда.
Эйбрамсон держал в руках какие-то бумажки, которые оказались фотографиями. Я подошел ближе, пытаясь проглотить вставший в горле ком, когда Темпл изменился в лице, сначала посерев, а затем покраснев, и выхватил у него листы. На несколько долгих секунд возникло ощущение, будто меня несколько раз ударили по голове чем-то весьма тяжелым. Я все смотрел и смотрел на снимки, механически перебирая их: вот женская нога, вот еще одна, вот руки, вот грудь, а вот и живот со спиной. Вроде бы, ничего необычного, но части тела принадлежали Валери и все они были окровавленными, покрытыми открытыми ранами и синяками. Когда последний снимок предстал перед мной, я простонал: на листе крупном планом было изображено искаженное от боли лицо Валери, глаза которой опухли от пролитых слез и пережитых страданий. Мое тело застыло, взгляд оказался прикованных к этому маленькому предмету в моих руках. Темпл орал рядом, звоня по телефону, Зейн что-то высматривал на карте, а Эйден звал меня по имени. Его голос доносился до ушей словно из-под толщи воды. Я смотрел на него и не понимал, почему он пытается успокоить меня, почему бьет по моим щекам, почему трясет за плечи и кричит мое имя.
Единственное, что я понимал, так это то, что Альваро скоро умрет и умрет он от моей руки.
***
Все тело ужасно ныло. Я попыталась подергать рукой, но боль тут же дала о себе знать, посему не стала тревожить его, сосредоточившись на том, что нужно были разлепить веки. От слез глаза опухли. Было сложно открыть их, но все мне удалось это сделать. Первое, что я увидела, это стены машины, которая бесшумно ехала по дороге. Мне не удалось определить местность, так как с моей стороны не было окон, а в лобовом стекле отражались лишь только голые деревья, которых было очень много. И все же до моих ушей донеслись голоса, принадлежавшие мужчине и женщины. Именно они и побудили меня вспомнить все то, что произошло в одной из комнат морга, где Альваро бил, ранил и фотографировал мое бедное тело. Да, чувство страха вновь проснулось во мне, особенно после того, как я вспомнила свою мать, которая тоже приложила к этому дело руку, но слез не было. Я устала плакать. Нужно выбираться, делать все, для того чтобы сбежать, а не ныть и уповать на то, что кто-то спасет мою задницу.