Несмотря на то, что данный коридор вел нас прямиком к сцене, откуда доносились голоса Рафаэля и Альваро, мы не пошли туда, а свернули, забираясь на верхний этаж, где можно было выйти к балконам, с которых нас не будет видно. Звуки стали отчетливее, отдельные слова складывались в предложения, смысл которых меня почему-то расстроил: они выясняли свои братские отношения. Мы с Зейном притаились, наблюдая за всей этой картиной с задержанным дыханием.
— Мы никогда не были с тобой братьями, — бросил Альваро, жестко, прямо, — ты всегда смотрел на меня свысока.
Рафаэль закатил глаза, поправив ремень на черных брюках. Этот идиот решился одеться в классический костюм, когда у нас тут как бы…потенциальный бой??? Что за нахрен?
"Он бы еще каблуки надел", — словно прочитав мои мысли, сказал Эйден.
Вздрогнув, я не сразу понял, что его голос доносился до меня из микронаушника. Зейн усмехнулся.
— Я никогда не смотрел на тебя свысока, — разрезал тишину Рафаэль, после чего, изображая нетерпеливость, сел в кресло, — это ты всегда был на расстоянии от меня, считая, что почему-то я являюсь тебе врагом.
Альваро не на шутку разозлился, вскочив со стула и подходя к нему. Зейн тут же поднял автомат, целясь в него, но я положил руку ему на плечо, как бы успокаивая и говоря, что еще рано. Нет, не сейчас. И нет, это сделает не он, — это сделаю только я. Последняя смерть на моих руках. Заслуженная.
Взглянув на Рафаэля, я увидел, что он даже бровью не повел, продолжая сидеть на своем месте и смотреть на Альваро, тяжело дышавшего из-за переполнявших его эмоций. Он бы еще сопли стал пускать.
— Это ты виноват, что отец не женился на моей матери, — ядовито процедил Альваро, подходя еще ближе. Рука Зейна становилась с каждым сокращенным метром напряженнее, из-за чего я не на шутку стал переживать о том, что мой друг может совершить необдуманные действия, — это ты виноват, что я провел свое детство и юношество, пытаясь заслужить любовь того, кто априори должен был дать ее мне, — лицо Альваро стало пунцовым от злости. Рафаэль встал, и они оказались в опасной близости друг от друга. Тут его брат прокричал: — Я БЫЛ В ТВОЕЙ ТЕНИ, В ТВОЕЙ, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ТЕНИ, ПОКА ТЫ КУПАЛСЯ В СВЕТЕ ЕГО ЛЮБВИ!
Кулак Альваро пришелся точно по челюсти Рафаэля, голова которого дернулась в ту же минуту, как только плоть соприкоснулась с плотью. По правде даже мне стало труднее сдерживать себя. Мышцы напряглись, в крови заиграл адреналин, кричавший мне о том, что пора поставить этого мудака на место. Мы ждали реакцию Рафаэля, малейший жест, который позволил бы действовать, но его палец дернулся несколько раз, и мы ушли в тень, понимая, что еще пока не время.
Схватив Альваро за голову, Рафаэль на повышенных тонах стал говорить:
— Да что ты говоришь? В моей тени? Пока я купался в свете любви? О КАКОЙ ЛЮБВИ ТЫ ГОВОРИШЬ?! О той "любви", что калечит разум? О той "любви", что заставляет тебя желать умереть? О той "любви", которую я ненавидел всем сердцем?! Ты хотя бы раз задавался вопросом, как живу я, какого мне просыпаться в том доме, в котором живет человек, занимающийся самыми аморальными делами?!
— У ТЕБЯ ХОТЯ БЫ БЫЛ ДОМ! — орал Альваро, ударяя его в грудь. — Я ПРОЖИЛ ПОЧТИ СЕМЬ ЛЕТ В ПРИЮТЕ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО У МОЕЙ МАТЕРИ НЕ БЫЛО СРЕДСТВ, ЧТОБЫ СОДЕРЖАТЬ МЕНЯ!
— ЖАЛЬ! — взревел Рафаэль, — ЖАЛЬ, ЧТО МЫ НЕ МОЖЕМ ПОМЕНЯТЬСЯ МЕСТАМИ! Я бы с радостью провел свое детство в приюте, лишенный отцовской "любви", которой он одаривал меня изо дня в день, заставляя смотреть на то, как он расчленяет людей на глазах у их родных за то, что те не выплатили ему деньги за товар, смотреть на то, как он насилует бедных женщин в уплату долга их мужей, братьев и сыновей, не сумевших вовремя отказаться от дозы!
Я закрыл глаза, пытаясь посчитать до десяти и успокоиться, но слова, произнесенные Рафаэлем, крутились в голове, вызывая тошнотворные воспоминания. Жгучая ненависть к отцу, к мистеру Варгасу, мистеру Эйбрамсону и остальным ублюдкам, входившим в состав Карателей, возникла в моей сердце. Давно забытая, она отравляла мой разум, сотрясая тело, доставляя страдания, зарытые в недрах моей памяти. Я ненавидел этих людей. Ненавидел всем телом, всей душой, потому что они не щадили никого: ни родных, ни друзей, ни остальных людей, что были совершенно невинными, отличающимися добродетелью и большим сердцем. Отец Билл, мать Эйдена, Альваро со свой мамой, сестра Зейна, Харви, Темпл, Валери, Айрис и, в конце концов, моя мать, выполнившая свою "главную" миссию — подарившая моему отцу наследника.
Я унаследовал от нее серые глаза, которые иногда в солнечную погоду отливались голубизной, но в остальное время оставались такими же холодными. Я вообще был больше похож на нее, чем на папу, и это было главным подарком Бога. Надеюсь, мама не злится из-за того, кем я стал, и, глядя на меня с небес, хотя бы изредка, но улыбается. Мне было бы этого достаточно, чтобы стать полноценно счастливым.
Альваро сопел, сжимая в руках запястья Рафаэля. Они смотрели друг на друга с такой озлобленностью, что я вздрогнул. Не хотел бы, что у меня был брат, которого буду ненавидеть за то, что его "любили" больше. Вдруг по лицу Альваро скатилась слеза, за ней еще одна и еще — он начал плакать, не сдерживая своих эмоций, разрешив себе застонать от накопившейся внутри боли, упасть на пол и сложиться пополам в надежде избавить себя от того, что мучило его так давно. По-человечески мне стало жаль Альваро. Рука дрогнула, пистолет медленно опустился, и я, перестав скрываться, просто наблюдал за тем, как Рафаэль опускается вниз и накрывает тело своего брата своим, обнимая его, пытаясь хоть как-то поддержать. Зейн отвернулся, стирая слезу. Справа, через три балкона от нас, в засаде сидели Темпл и Харви, лица которых тоже выражали сожаление.
Мы не жестокие убийцы — мы обычные люди, умеющие сострадать. У каждого из нас тоже есть слабости. У каждого из нас тоже есть сердце.
Неожиданно Альваро ударил Рафаэля прямо в челюсть, после чего сделал захват, зажав в руках голову брата. Зейн поднялся и спрыгнул с балкона, приземлившись в пустом пространстве между рядами кресел, на которых когда-то давно сидели зрители, наблюдавшие за тем, как актеры выступают на той самой сцене, где сейчас были Рафаэль и Альваро. Темпл и харви последовали за ним. Я мысленно ударил себя по лбу. Идиот. Нельзя было поддаваться чувствам.
Зей поднял оружие, целясь Альваро прямо в голову, но тот покачал головой и в свете одной из двух ламп, освещавшись зал, блеснул нож, который он приставил к горлу Рафаэля. Тот сжал губы и смотрел на Зейна, выражая взглядом приказ: не смей подходить. Чертыхнувшись, я спрыгнул вниз, на ходу сняв маску. Нужно отвлечь его.
Альваро плотоядно улыбнулся при виде меня. У нас с ним давняя ненависть друг к другу, еще с того момента, когда я поставил под сомнение его мужское достоинство (нам было лет по шестнадцать, а ему — двадцать — двадцать два) и победил в бое в яме, заставив жрать землю.
— Как же я вас ждал! — радостно воскликнул он, смеясь как ненормальный. — Наконец-то шоу начнется!
Я убрал назад оружие, начиная играть давно забытую роль. Мы как никак в театре. Где, если не здесь?
— Да брось тебе Альваро, — произнес я, огибая Зейна и медленно подходя ко второму ряду. Сев на одно из кресел, я закинул ноги на спинку и скрестил руки на груди. — Тебе самому не надоело играть в кошки-мышки?
Альваро кинул на меня заинтересованный взгляд.
— Долго мне пришлось притворятся добрый учителем, когда на самом деле мне хотелось убить тебя. Всякий раз, что ты был рядом.