Джейми двумя пальцами ухватился за мой подбородок и поднял голову, но я продолжала смотреть куда угодно, но только не на него, а тогда он просто запечатлел нежный поцелуй на моем запястье. Невольно я все-таки посмотрела на него.
— Мне жаль, что она умерла, — нарушил Джейми тишину. — Жаль, что она ушла из этого мира так рано. К сожалению, в этой ситуации мы бессильны, и единственное, что нам остается сделать, — принять действительность такой, какая она есть, — Я кивнула головой, подавив в себе всхлипы, но тут Джейми сказал то, что побудило меня снять с себя эту маску: — Нимфа, тебе не стоит скрывать свою боль. Если ты хочешь — плачь, хочешь кричать — кричи. Со мной ты можешь не стесняться своих чувств.
В знак благодарности я прижала его ладонь к своему лицу и заплакала, вспоминая все хорошие моменты, связанные с Самантой.
— Знаешь, — начала я дрожащим голосом, чувствуя, что хочу поделиться с ним столько важными для меня воспоминаниями, — она частенько звала меня, Коко и Оливера на чай, покупая наши любимые конфеты, всегда интересовалась моими родными, хотя даже не знала о них. Сначала мне казалось, что она делает это для того, чтобы понравится нам, но потом поняла, что ей это действительно было интересно. Она помнила обо всех, каждую деталь, каждое слово, — я шмыгнула носом, глядя в глаза любимого человека, печально смотревшего в мои. — Хоть мы с ней и не были так близки, тем не менее она была частью нашей жизни, светлым человечком, который готов был сделать что угодно ради тебя.
Я вновь шмыгнула носом и принялась искать в карманах салфетку, но Джейми заботливо протянул платок. Увидев на них знакомые инициалы, вышитые красными нитками, я провела по ним пальцем, после чего громко высморкалась, чем насмешила Джейми.
— Извини, — тут же спохватился он. — Просто ты всегда делала это очень мило.
Невольно тень улыбки пробежалась по моему лицу.
— Люди приходят, люди уходят, — вдруг произнес Джейми, смотря куда-то в даль, — Мы рождены уже запрограммированные на смерть. Кто-то делает кто раньше, кто-то позже, но смерть все равно приходит за всеми. Людям остается только принимать это, даже когда тяжело, — он тяжело сглотнул, и его голова дернулась. Я понимала, о чем он вспомнил, — даже когда невыносимо, и хранить о них, — он оборвал предложение, отводя взгляд в сторону, но я повернула его голову, посмотрев прямо ему в глаза. На миг мне показалось, что в них стояли слезы, — воспоминания, — договорил он, а затем провел рукой по слегка вьющимся на концах волосам и ею же потер подбородок. В свете заходящего солнца блеснуло серебряное кольцо с черным ониксом, который я узнала моментально. Мой подарок ему на 18-летие.
Я прислонилась к его лбу, запечатлев на нем поцелуй, после чего притянула его за голову, зарывшись руками в его волосы. Теперь он мог слушать стук моего сердца.
— Мне жаль, что ты так рано ее потерял, — прошептала я ему на ухо.
Джейми сжал мои плечи, дав мне понять, какая боль годами живет внутри него.
— Она была бы очень хорошей мамой, — глухо произнес он.
— Она была бы чудесной мамой, — я чмокнула его в макушку. — Она бы восхищалась таким сыном, как ты, гордилась бы им.
Джейми потерся об мою ключицу, и на коже я почувствовала что-то влажное — его слезы. Никогда до этого я не видела, чтобы он плакал, потому что Джейми всегда транслировал силу, жесткость и беспристрастность, а тут он наконец дал волю своим чувствам.
— Стать тем человеком, которому ты хоть немного открылся, ценно для меня, — призналась я, заглянув в его лицо. Он дурашливо улыбнулся и отвел взгляд, на что я зацокала и потянула его за волосы, заставив посмотреть на меня. — Спасибо.
Джейми кивнул головой, и на его лице вновь появилась ухмылка, позволившая мне лицезреть любимую ямочку на еще щеке. Я поцеловала ее, ощутив дыхание Джейми на своем лице.
— Спасибо, — сказал он, когда я оторвалась от него, — что позволила мне открыться.
— Не то, чтобы ты прям открылся, — хохотнула я, — всего лишь приоткрыл створку, как это делают ракушки. Просунь я туда палец, могла бы лишиться его.
Джейми засмеялся.
— Мне тяжело говорить о себе.
Я внимательно посмотрела него, наклонив голову.
— Практика, джентльмен, — вспомнилась мне Элизабет из «Гордость и предубеждение», — и только практика.
Он покачал головой, пытаясь скрыть улыбку, но было поздно, ибо она оказалась замеченной мной.
— Спасибо, — сказала я, положив голову ему на плечо.
— За что? — удивился Джейми.
— За то, что слушаешь, — мы ненадолго замолчали. — За то, что ты рядом сейчас.
Джейми прислонился подбородком к моей макушке и стал успокаивающе водить рукой по спине.
— Я всегда рядом с тобой, нимфа, — донесся до меня его бархатный голос. — Всегда.
***
Трауром пропитались стены общежития. Особенно это чувствовалось на нашем этаже, где никто никуда не выходил, где каждый носил черное, где находился столик, на котором стоял портрет Саманты, слова памяти и букет цветов. Ректор университета на один день отменил все занятия, деканы факультетов дали нам номера психологов и сказали, что мы можем обращаться по любому поводу.
Два самоубийства за последние несколько недель насторожили всех студентов, поэтому каждый из нас, проходя мимо других людей, пытался понять, не нужна ли кому-нибудь помощь. Мы не на шутку забеспокоились. Этими случаями заинтересовались даже журналисты, слетевшиеся к воротам нашего университета, как стервятники на жертву, и начавшие плодить небылицы. Самое ужасное — они играли на чувствах родных и близких погибших, сочиняя истории, которых никогда не было.
В комнату постучали, и я, оторвавшись от учебника по анатомии, с помощью которого хотела вспомнить пару человеческих костей, крикнула:
— Открыто!
Настроения учиться не было, но мне приходилось делать это, потому что на следующей неделе пару преподавателей решили устроить нам «зачетики», чтобы проверить уровень наших знаний. Моя худшая идея — поступать на медика, ибо эти люди не живут. Они вообще не знакомы со словом «жизнь». Перестав пялиться на кучу рисунков с телом человека, которые делала еще на первом курсе, я взглянула на человека, что тихонько вошел и закрыл за собой дверь.
— О, Виктор! — удивленно воскликнула я, глядя на него. — Каким ветром занесло сюда?
— А ты не рада, что я пришел? — спросил он, обняв меня сзади и поцеловав в шею.
Я поспешила вырваться из объятий, чувствуя некий дискомфорт.
— Нет, — Виктор прислонился щекой к моей щеке, — почему ты так говоришь?
— Хочу услышать, как ты по мне скучала, — рассмеялся он.
Я замялась, понимая, что совершенно по нему не скучала, ибо в моих мыслях снова крутился Джейми и наша с ним последняя встреча. Да, она была связана с трагедией, но и она же дала нам возможность сломать этот лед в отношениях и открыться друг другу. Черт, я опять иду по накатанной дорожке.
Не придумав ничего лучше, я притянула Виктора для поцелуя, надеясь, что он выбьет эту дурь из его головы, но при этом совершенно не ожидала подобной реакции: он глубоко просунул свой язык мне в рот, принявшись трогать мое тело. Его рука была в опасной близости от моей груди, когда я перехватила ее и прервала поцелуй, резко вскочив со стула. Нужно что-то делать…
— Ты что, нам надо быть осторожнее! — театрально воскликнула я, подходя к двери. — А если сюда кто-нибудь войдет?
— Мы можем запереться, — пожал плечами Виктор и широко улыбнулся.
Логично. А-а-а-а-а, нужно придумать что-то весомое.
— Не можем, — железно сказала я, — иначе Коко не сможет войти, а это и ее комната тоже.
Я открыла дверь, просовывая голову в коридор и надеясь, что она как раз направляется к нам, но там было пусто. Чертыхнувшись, я уже закрывала дверь, когда мой взгляд зацепился за портрет Саманты и сердце в груди ёкнуло. Воспоминания шквалом обрушились на меня, вызывая очередной поток слез. Видит Бог, я рыдаю беспробудно вот уже два дня, совершенно не чувствуя носа, глаз и головы. Виктор вновь приобнял меня сзади, водя рукой вдоль моего бедра, и я, совершенно не настроенная на лобызания, стряхнула с себя Виктора, громко захлопнув дверь.