У него настолько тяжелое прошлое, что я не могу думать о нем без слез. Его мама умерла, когда ему было несколько месяцев, и он вырос с нянями, которые никогда не могли заменить ему ее. Отец, жалевший, что она умерла прежде, чем смогла выносить еще одного ребенка, пытался зачать еще нескольких, но каждый раз у его женщин случался выкидыш. Джейми так и остался единственным ребенком в его семье. Он был маленьким мальчиком, когда отец, спиваясь и сходя с ума, начал обучать его искусству владения холодным оружием. Ему не было и семи.
Помню Джейми вечно ходил с какими-то странными на тот момент для меня кровоточащими порезами и на мои любопытные взгляды всегда отвечал тем, что он просто с кем-то подрался. Неоднократно он лежал с переломанными костями в своей кровати под наблюдением медицинского персонала, потому что не мог обратиться в больницу, где все бы узнали, что отец делает с ним. Его тетя, Стефания, что приходилась родной сестрой матери Джейми, была единственным родным человеком, который всегда поддерживал его и старался быть рядом, хотя она не могла делать этого, когда он был маленьким. Его отец не позволял ей общаться с ним. Джейми сам нашел ее, когда ему исполнилось тринадцать, и стал втайне поддерживать с ней связь, которая позволила ему почувствовать себя не таким одиноким.
Она частенько рассказывала ему о его матери, отдала все кассеты и фотографии с ней, чтобы он мог смотреть на нее всякий раз, когда будет скучать по ней. По словам Стефании, его мама Аделаида была замечательной женщиной, которая смогла хотя бы на некоторое время смягчить черствое сердце мистера Кроуфорда. Она любила цветы, которыми был уставлен ее дом, живопись, танцы, песни, и сама частенько пела Джейми, когда он был еще в ее утробе. Еще Стефания говорила, что Джейми настолько похож на свою мать, что иногда это пугает ее.
Джейми был бесконечно благодарен Стефании за то, что она дала ему возможность узнать, какой была его мама, приблизиться к ней немного, почувствовать ее тепло, увидеть улыбку на ее лице, услышать милый женский голос, что пел самые красивые песни для него. Поэтому у Джейми такое трепетное отношения к тем, кто показал ему, что любит его. Он ценит это. Он боится потерять этих людей.
Я знаю, что моя любовь греет его. Знаю это и потому соглашаюсь посвятить себя его жизни, позволяя Джейми чувствовать себя любимым и нужным. Я никогда не смогу разлюбить его, никогда не смогу уйти к другому и делить с ним свою жизнь, с человеком, которому мое сердце принадлежать не будет. Оно отдано Джейми. И даже когда он построит свою жизнь с той женщиной, которая сможет покорить его, я буду рядом, смотреть на него издалека, наслаждаться в тени его счастьем и радоваться тому, хоть кто-то из нас смог построить настоящую любовь.
Перевернувшись на другой бок, я уставилась на стену в своей комнате и позволила себе плакать столько, сколько моей душе было угодно. И лишь тихий свист холодного ветра, проникающего через щелку в окошке, утешал меня, забирая с собой всхлипы и унося их в даль.
***
Я сидел на диване в гостиной, наблюдая за тем, как Альма, закинув ногу на спинку дивана, тихо посапывает во сне. Ощутив во рту огненный виски, я закрыл глаза и вновь увидел потрясающие голубые глаза, что смотрели на меня со страстью и невинностью одновременно. Я скучал по ней. Я хотел быть рядом. Хотел обнимать ее и делать так, чтобы на ее красивом лице все время блаженствовала улыбка. До сих пор я не могу забыть ее оргазм, как она, извиваясь, цеплялась за меня, выкрикивая мое имя, что так сладко звучало из уст.
Она — самое прекрасное создание, которое мог сотворить Бог.
Допив остатки виски, я подошел к Альме и мягко дернул ее за плечо несколько раз. Открыв покрасневшие глаза, она уставила на меня, нахмурив брови, а затем улыбнулась, обхватив мою шею длинными руками. Вцепившись в ее предплечье, я скинул с себя руку и мягко произнес:
— Собирайся. Я вызову тебе такси.
Улыбка исчезла с ее лица так же быстро, как и появилась.
— Какое такси? — возмутилась она. — Почему я не могу переночевать у тебя дома?
Я вскинул бровь, недобро усмехнувшись. Какие заявления однако.
— Почему ты должна здесь спать?
— Потому что это дом моего парня, — вскочила она с дивана.
— Опусти платье. Негоже светить вагиной средь бела дня, — я вскинул брови и налил себе еще немного виски, ощущая в этом сильную потребность. Оно помогало ненадолго забыть о той, что все никак не вылезала из моей головы — моей нимфе. — На кухне стоит яичница. Позавтракай, и я вызову тебе такси.
— Я никуда не поеду! — вскричала она.
— Потише, — тяжело вздохнул я, раздражаясь от того, что Альма ведет себя сейчас как ребенок. — Эйден спит.
— Да мне плевать на Эйдена! — она вплотную подошла ко мне и попыталась поцеловать, но я ловко увернулся. — Я знаю, что ты хочешь этого! — прохныкала Альма, — знаю, что хочешь меня.
— Ты ничего не знаешь, — покачал головой я, чувствуя, что уже сыт по горло поведением этой девушки. Чтобы не дать волю своим эмоциям, я сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, как меня учил мой психотерапевт. — Давай, не сопротивляйся. Думаю, ты сама понимаешь, что это конец.
Одним глотком я опустошил содержимое стакана и схватил ключи от мотоцикла, которые выпали у меня из кармана.
— Это все из-за нее, да? — обратилась ко мне Альма, на которой лица не было. — Ты бросаешь меня ради нее?
В ее глазах стояли слезы, и я почувствовал себя полным мудаком, который не смог выбрать Альму, сделав ей больно. Подойдя к ней, я обнял ее и почувствовал, как руки Альмы обвились вокруг меня. Она прижалась к моей груди всем телом, громко всхлипывая.
— Прости меня, — виновато произнес я. — Мне не хотелось, чтобы все так кончилось.
Я несколько раз успокаивающе погладил ее по голове, после чего скинул с себя ее руки и отошел в сторону. Она протянулась ко мне, однако я сделал еще несколько шагов в сторону, не желая, чтобы она касалась меня. Альма не она.
— Ты бросаешь меня из-за Валери?! — вскричала Альма, швырнув в меня какую-то вазу, от которой я ловко увернулся.
Она звучно разбилась об стену и осколками упала на пол.
— Прекрати, — спокойно произнес я, вновь делая глубокий вдох.
Она схватила металлический стакан и вновь швырнула его в мою сторону, но я поймал его в воздухе, понимая, что мое терпение на исходе. Вот-вот я взорвусь.
— Эта шлюха сделала так, чтобы ты бросил меня и приполз к ней на коленях! — завопила она. — Эта проклятая шлюха…
— Закрой свой поганый рот! — рявкнул я, «прожигая» взглядом дыру в голове этой идиотки. — Не смей говорить о ней такое!
— А что, она разве не шлюха, что раздвигала перед тобой ноги, надеясь, что ты клюнешь?! — приблизилась она ко мне, но я, не теряя времени, схватил ее за руку и потянул к двери, вышвырнув эту суку на улицу.
— Ты, блядь, даже ногтя ее сломанного не стоишь, — хладнокровно бросил я, закрыв дверь прямо перед ее носом.
Гребаная сука. Схватив стул, я кинул его в сторону телевизора, который в следующую секунду свалился на пол как подкошенный. Какого хрена, она говорит так о ней?! Какого хрена позволяет себе такие слова в ее адрес?! Черт бы побрал, эту умалишенную. Я никому не позволю так отзываться о Валери. Она еще несколько долгих минут барабанила в дверь, прося прощения и умоляя впустить ее, на что я взбежал по лестнице в свою комнату, чтобы принять душ, но по дороге мне встретился Эйден, который не спал и явно наблюдал за всем.
— Почему ты расстался с ней? — спросил он.
Ничего не ответив, я обогнул его и открыл дверь в свою комнату, хватая из шкафа полотенце. Мне срочно нужно принять холодный душ, чтобы не думать о том, что так и лезло в мою тупую голову. Скинув с себя одежду, я прошел в душевую, где встал под холодные струи воды, что все равно не могли остудить мой пыл, не могли смыть мысли о Валери, картины с котором уже поглотили мой разум. Черт. Я бы все отдал сейчас, чтобы она была здесь. Из-за нее я сейчас ощущаю такое напряжение в паху.
— Пошел вон отсюда! — прикрикнул я, когда Эйден опустил крышку унитаза и сел на нее.