23
Пока Клемент занимается в ванной бог знает чем, я неохотно вбиваю в окошко веб-сайта данные своей кредитки: за адреса представителей клана Кингслендов приходится выкладывать тридцать фунтов. Подобные траты для меня непозволительны, конечно же, вот только по-другому никак.
Наконец, великан возвращается на кухню.
— Что вы там делали? Вас не было целую вечность!
— Док, включи воображение. Но какое-то время появляться там не стоит.
— А мне нужно сходить перед уходом!
— Что ж, я тебя предупредил.
Полный дурных предчувствий, я направляюсь в уборную и через две минуты возвращаюсь со слезящимися глазами.
— Могли бы и освежителем попрыскать.
— Дерьмо воняет. Смирись с этим.
— Теперь-то мы можем идти?
Нетерпеливо хватаю ключи, и мы отправляемся в путь. В коридоре я задерживаю дыхание, а на улице в кои-то веки радуюсь насыщенному выхлопами лондонскому воздуху.
— Так какой у нас первый пункт? — осведомляется великан по дороге к подземке.
— Олдербери-роуд в Барнсе, — отвечаю я, сверившись со списком в телефоне.
Район Барнс не совсем Чизик, однако располагается по соседству, к югу от Темзы.
— О, давненько я туда не наведывался.
— А я в Барнсе, кажется, и вовсе ни разу не был. Как-то приценивался, можно ли там снять квартиру, но, естественно, жилье в тех краях не про наш бюджет.
— Барнс всегда был дорогущим районом. Там-то, кстати, Марк Болан и навернулся об дерево.
— Кто навернулся?
— Марк Болан. Из «Ти-Рекс», слышал?
— Нет, ни разу.
Клемент так и застывает на месте.
— Да ты смеешься, что ли? В начале семидесятых он был одним из самых знаменитых музыкантов!
— Немного не застал тех времен.
— А времена Джека-Потрошителя застал, а? Но о нем-то слышал небось?
— Ладно, согласен. Обязательно ознакомлюсь с творчеством мистера Болана, как только моя жизнь вернется в привычное русло.
— Уж сделай такое одолжение.
Очевидно, задетый моим незнанием поп-музыки семидесятых, великан до самой станции подземки дуется и не произносит ни слова. В вестибюле я останавливаюсь у схемы.
— Ты что застрял?
— Смотрю, куда ехать.
— Пошли, я знаю.
— А, хорошо.
По Северной линии мы доезжаем до «Ватерлоо», где поднимаемся и садимся на электричку. Клемент как будто настроен молчать и на протяжении всего девятнадцатиминутного путешествия до Барнса, довольствуясь созерцанием грязных городских пейзажей за окном.
— Вы всегда жили в Лондоне?
— Ага.
— И никогда не думали переехать куда-нибудь, где потише и почище?
— Типа где ты вырос? Нет уж, спасибо.
— В Оксфордшире хорошо.
— Я и не сказал, что плохо, просто это не мое.
— Значит, так и собираетесь прожить здесь до конца жизни?
— Надеюсь, нет, черт побери, — бурчит Клемент. — Это больше не мой город, и люди тоже не мои.
— Что вы имеете в виду?
— Да ты посмотри по сторонам, док. У вас тут террористы постоянно пытаются ни за что ни про что людей грохнуть, каждый чертов день ребятня друг друга режет, а из бездомных можно целую армию набрать. Этот город всегда был шершавым, но раньше в нем билось сердце, и люди были как люди. А теперь, не знаю, каждый говнюк сам за себя.
— Это ваше мнение или вашего друга?
Великан устало вздыхает и качает головой.
— Мы оба знаем, что говорим об одном и том же мужике, так что, может, обойдемся без этой фигни?
— Хм, я…
— Док, мы заключили сделку, и если я не выполню свою часть, то о работе можно будет уже не волноваться.
— Пожалуй.
— Вот и давай займемся делом, а? Хватит тратить попусту время.
— Уговорили.
Клемент выпрямляется на сиденье, прочищает горло и разражается тирадой:
— Я умер, но вот он я, сижу перед тобой. Именно так все и произошло, как бы дико это ни звучало. А если я чокнутый, так и скажи.
— Я не могу точно сказать, Клемент. Могу лишь выразить свое мнение как неспециалист.
— Сойдет и так. Но ты будешь сохранять непредвзятость, лады?
— Вы хотите, чтобы я сохранял непредвзятость касательно вашего мнимого воскрешения?
— Называй как хочешь, но да. Либо я конченый псих, либо что случилось, то случилось. Либо то, либо другое, верно?
— Допустим. Но вы должны понять, что я не могу однозначно доказать, бредите вы или говорите правду. Повторяюсь в тысячный раз: я неправомочен ставить диагноз, а тем более заключение о чуде.
— Это мы еще поглядим, но про кореша забудем, хорошо?
— Да, я понял.