При желании сэр Генри мог расположить к себе кого угодно, впрочем, он пользовался этим своим качеством крайне редко. Его считали заносчивым и слишком гордым, но предпочитали не задевать, Перси не прощал оскорблений и слишком хорошо владел мечом.
Девушки мечтали о нём, как о женихе. Дамы ценили его изысканные комплименты, хотя в тайне вздыхали о большем. Он никому ещё не посвятил служения, хотя и вел жизнь странника.
Все знали, что сэр Генри богат. От Рождества до Пасхи, не считая призов победителя, ему случалось получать выкуп за коня и доспехи с сотни рыцарей и более. Перси не кичился богатством, также он предпочитал не упоминать о знатности своего рода. Но одного взгляда было довольно, чтобы угадать и то и другое.
В одежде сэр Генри придавал значение даже мелочам, за видимой скромностью его наряда сквозило едва уловимое щегольство.
В этот день он был одет с изысканной простотой. Из-под тёмно-синей бархатной котты выглядывала тонкая полотняная камиза красиво расшитая голубым шелком, черные шоссы плотно охватывали бедра, а высокие шнурованные сапоги обтягивали сильные икры.
Генрих пренебрег кольчугой, посчитав её лишней тяжестью на охоте, и не преследовал иных целей, кроме удобства, но литые мускулы, которые легко угадывались под нарядной одеждой, не могли оставить дам равнодушными.
Главным украшением костюма сэра Генри являлось оружие - на темном бархате котты резко выделялся дорогой пояс, короткий меч, прицепленный к нему, покоился в обтянутых тисненой кожей ножнах, а на рукояти кинжала поблескивали рубины.
Хьюго уже в который раз с неодобрением осматривал всё это.
Он был недоволен сэром Генри, а так же долгим ожиданием, жарой, потерянным днём и бесполезным пустым разговором. Более всего разговором.
Солнце припекало всё сильнее, а раздражение Хьюго всё возрастало. Он ожидал от этой встречи совсем иного, но так и не смог вызвать Генриха на откровенность.
– Что турнир в Байоне? – спросил Хьюго.
Как ему казалось, он выбрал тему заведомо приятную для собеседника.
– Всё то же, – последовал краткий ответ, после которого нечего было ожидать подробностей.
– И это говорит победитель? – не сдавался Хьюго.
Молодой человек пожал плечами.
– Там было слишком много солнца – это утомляло. Я чуть не расплавился в своих новых доспехах. Что до победы… она не явилась для меня неожиданностью.
– И всё же я не отказался бы посмотреть как ты вышиб из седла этого надутого испанца.
– Того, что гордо назвался Эль Сидом и даже прицепил фальшивую бороду? – усмехнулся Генрих. – Он не представлял опасности, там были и другие, более достойные противники.
– Ты победил и их? Даже сьёра де Велле?
– Да, – равнодушно подтвердил Перси, – в его глазах при этом не промелькнуло и тени удовлетворения. – Я рисковал, но будем считать, что на этот раз мне повезло.
– Так ты не был уверен в победе?
– Был…Как всегда… разве не этому ты учил меня, сэр Хьюго?
– Верить в победу и побеждать. – Едва заметная улыбка скользнула по губам Перси, но тут же исчезла.
Рыжебородый не удостоил ответом его слова, нахмурился и опять зашагал по лужайке, пестреющей цветами.
– Да ведь я звал тебя ехать со мной, – осторожно напомнил Генрих, – но ты предпочел остаться в своём медвежьем углу.
Следовало бы назвать родовое гнездо сэра Хьюго Ренсвальда, графа Стенли как-то иначе, но было уже поздно. Генрих стоял в ожидании неминуемой вспышки ярости, однако её не последовало.
– Медвежий угол? – Изумился Хьюго, он перестал мерить шагами поляну, задержался перед сэром Генри и неожиданно громко и добродушно расхохотался. – Ха-ха-ха…С каких это пор ты называешь берлогой старый добрый донжон, в котором провел со мной столько зим?
– Двенадцать… – уточнил Генрих.
– А после того мы не виделись почти столько же… – Хьюго больше не смеялся. Он сокрушенно покачал головой и вздохнул, – мой Бог, как быстро летит время…мы не часто встречаемся. Хотел бы я знать, чего тебе не хватает в Англии? Скучаешь по мавританской роскоши?
Генрих не ответил, только неопределенно пожал плечами. Он вынул кинжал из ножен и перебрасывал его из руки в руку, следя за тем, как алым снопом искр вспыхивают на солнце грани рубина.
Хьюго продолжал.
– Нет, Генри, я слишком стар для турниров. Да и времена теперь уже не те. – Я наставлял тебя… учил всему, что знал сам. У меня ведь нет детей, – его хриплый низкий голос дрогнул, – Господь давно уже призвал всех, а с младшим вместе и мою Магдалену. – Хьюго помолчал. – Одиночество тяжкое бремя, – добавил он, – но у меня оставался ты, Генри…Ты был мне сыном.