Никто уже не думал о скором конце света и не тревожился о спасении души больше, чем об озимых.
Повсюду, где бы ни проходил отец Кристофер, везде с глубокой скорбью он замечал, как мало в дни благоденствия помнят о Боге.
В бурге монах попытался обратиться к людям на ратушной площади, но безуспешно, его чуть не угостили палками, ведь он явился, в то самое время, когда в торговых рядах отбою не было от покупателей. Скольких знатных синьоров и преуспевающих горожан мог отвлечь он своими речами! Разъяренные торговцы высыпали из лавок и вышвырнули проповедника за ворота без всякого почтения к монашескому платью.
– Ступай в Шелтер святой отец, – улюлюкали ему вслед с городской стены, – там тебя выслушает сам король Англии! Может он подарит тебе осла, чтобы ты мог разъезжать повсюду, как Маленький Пётр.
Отец Кристофер оглянулся на бург и в отчаянии воздел руки к небу.
– Боже сил! Отчего твоё слово не трогает их сердца? Раз мои грешные уста не могут служить Тебе, сожги их огнём праведного гнева! Или дай мне силу убеждения! Хоть раз ниспошли на меня священный огонь. Шелтер… неприступный замок герцога …. Да, я пойду в Шелтер, туда, где теперь предаётся праздным увеселениям король, и я скажу ему слово правды.
И вот он здесь. Стража пропустила его в замок, никто не чинил препятствий… Как ярко светит огонь, сияют драгоценные камни на одеждах гостей и как равнодушны лица тех, к кому он собирается обратить свою речь. Что же сказать им? Угрожать Божьим гневом? Но они не страшатся Господа, позабыли о нём, как и о тех, кто страдает и ждёт помощи там, в далёкой отчизне Спасителя, некогда освобожденной славным воинством франков.
– Мы готовы выслушать вас, святой отец, – милостиво промолвил король, – он принял молчание проповедника за смущение перед столь блестящим собранием. – Говорите же!
– Повергает меня в печаль то, что я вижу здесь! – начал монах и голос его оказался необычайно звучным и глубоким. Он прокатился по залу, отдаваясь эхом под высокими сводами. – В великую печаль! Словно подаяния прошу я здесь, где собрался цвет рыцарства, призванный обратить свою доблесть на дело, стоящее превыше всего! Было время, когда слову Божию внимали тысячи, многие толпы стекались отовсюду и бескрайним равнинам не вместить было жаждущих внимать Ему. Синьоры оставляли замки, а вилланы – бедные хижины, и все устремлялись туда, куда призывал их Господь. Теперь же я, как нищий, стучусь в ваши сердца, словно в запертые ворота замков, среди роскоши пиров вы едва удостаиваете склонить свой слух к слову того, в чьей руке власть и сила. – Священник прервал свою речь, он видел, что его слова не достигают цели. Отчаяние овладело отцом Кристофером. Нет, не смог он пробудить их, не смог... Вся горечь, накопленная за многие дни унижений, пролилась, наконец, слезами, они покатились по впалым щекам монаха, но голос его оставался твёрд.
– Вы молчите! – монах поднял глаза к закопченным балкам, – Господу нашему, если он пожелает, довольно будет моих стенаний, слёз и молитв. Но не о нём я плачу, не его унижаю жалостью, я рыдаю о вас, глухие сердцем! Грехи ваши не прощены! Господу есть за что на вас гневаться! Вспомните свои обеты, выступите против неверных, лишь один бой достоин того, чтобы быть начатым – бой с силами, поправшими престол Спасителя.
– Зачем же Господу наша сила и власть? – насмешливо перебил его герцог. – Разве не может он единым мановением разметать полчища неверных? Разве недостаточно ему наших пожертвований и молитв? Мы свято чтим постановления святой Матери Церкви, соблюдаем установленный Святым Престолом божий мир, неужели этого мало? Полно, святой отец, садитесь за стол вместе с нами, согрейтесь у огня, разделите нашу трапезу, а потом…
– И чёрствой корки не приму я от вас, и глотка воды. Воистину прав был Спаситель, когда наставлял своих верных «А если не примут вас в некоем доме, то покиньте его, отрясите у порога прах с ног своих и милость моя покинет эти стены».
– Стены Шелтера крепки, – сурово молвил герцог, – а ты слишком дерзок, старик. Терпение наше истощилось…
– Оставьте его, – приказал король. Он и сам был недоволен речью проповедника, но не мог потворствовать оскорблению служителя Бога. – Мы не можем теперь оставить пределы наших владений, но внесём пожертвования на святое дело освобождения Святой Земли от неверных.
– А теперь ступай прочь, и радуйся, что я не приказал проучить тебя за дерзость! – заключил герцог.
Но монах словно и не слышал, он продолжал, будто вдохновенный свыше.
– Ещё раз призываю я вас. Остановитесь! Опомнитесь! Отверзните сердца ваши Господу! Вы пируете! Ищете земного блаженства, забывая о небесном! Могила господа нашего поругана! Соплеменники наши взывают о помощи. Не медлите, ступайте по Стезе Господней, к спасению и вечной жизни приведёт этот путь. И да не удерживают вас земные блага, привязанность к детям, родителям и женам, отриньте всё. Помните, встреча всех праведных на небесах в Царствии Божием, в Граде небесном…
– Освобождать-то ты призываешь град земной! – крикнул монаху кто-то из гостей.
Смех и разговоры заглушили ответ проповедника, никто больше не слушал его проникновенную речь. Монах повернулся к выходу. Менестрели опять вышли в центр зала, чтобы продолжить пение. Они нарочно толкали старика, дёргали его за плащ.