Он говорил так, будто и в самом деле верил, что они встретят восход грядущего дня живыми.
Лошадь коротко всхрапнула и дёрнулась, когда острое лезвие милосердника перерезало ей горло. Оруженосцы ободрали и освежевали тушу. Непродолжительный отдых и уверенные слова Ричарда возымели благотворное действие. Отряд двинулся дальше, с каким то подобием надежды. Но все же она оказалась слишком слабой и угасла с последними проблесками вечерней зари. Ранние сумерки застали их на крутом склоне.
Шаг за шагом они медленно поднимались по узкой тропе. Тащили за собой лошадей. О том, чтобы ехать верхом не могло быть и речи. Животные едва несли на себе поклажу. Более других доставалось гнедому жеребцу Раймнда. На его седло, кроме необходимого груза была навьючена парадная сбруя, расшитая шелком и золотом попона Флойвеля, и лёгкие парадные доспехи короля. С этими вещами граф Хильдерик ни за что не соглашался расстаться. Не помогали не увещевания отца Ансельма о суетности тех, кто собирает сокровища на земле, а не на небесах, ни едкие насмешки самого короля, который был равнодушен к судьбе своих драгоценных доспехов, поскольку считал, что в бою они бесполезны, а участвовать в турнире ему придется не скоро и к тому времени он закажет себе новые. Однако, если признаться честно, то о чепраке с геральдическими английскими львами, искусно расшитом королевой Элеонорой и её придворными дамами, о нарядном сюрко, украшенном мехом горностая треугольном щите, шлеме с навершием в виде короны, прекрасном белом хауберте, тройного плетения, поясе с драгоценными камнями и золотых шпорах, подаренных матерью Ричард сожалел бы, случись им пропасть в бурных волнах Адриатики. Раньше сожалел бы… а теперь не все ли равно? Разве, что удастся все это выгодно продать, если они вопреки всему перевалят через Альпы.
Они шли и шли, теряя счет времени, сначала моля Господа о снисхождении, а после без всяких мыслей и желаний, с одной лишь надеждой умереть не слишком мучительно.
К ночи погода окончательно испортилась, ветер усилился и повалил густой снег. Белая пелена, словно саван обволакивала все вокруг. Небо и землю. Стало невозможно понять тучи или сами горы нависли над измученными путниками, грозя раздавить их.
Первым упал и остался недвижно лежать на тропе Базиль на глазах у товарищей он быстро превращался в снежный холм.
- Никто из нас не удостоиться здесь лучшей могилы. – прошептал Себастьян де Флор. Он шел следом за Базилем и теперь медленно опустился на снег рядом с умирающим. Отец Ансельм уже бормотал над телом молитвы об отпущении грехов. Ричард обернулся.
- Себастьян вставайте! – приказал король, мы уже ничем не сможем помочь ему.
- Я останусь с ним, сир, - юноша закрыл лицо заиндевевшими рукавицами. - Лучше сейчас…
- Себастьян! Вы поклялись следовать за мной…
- Освободите меня от клятвы, о, мой король, я не могу идти дальше!
Эти слова грозили сломить решимость остальных. Никто не знал, сколько осталось до вершины.
- Вы хотите стать изменником, - в гневе воскликнул Ричард, хриплый голос короля напоминал скорее рычание, чем человеческую речь. - Вставайте!
- Нет! Лучше убейте меня, сир.
- Клятвопреступник недостоин погибнуть от королевской руки!
Ричард рывком поднял де Флора на ноги, отодрал ладони Себастьяна от обмороженных щек и закричал.
- Посмотрите на меня, граф! Что вы видите? Что? Кровь Христова на вашу голову.
Де Флор ничего не видел сквозь метель. Он чувтвовал как Ричард безжалостно тряс его, как будто хотел заставить душу расстаться с измученным телом, а потом неожиданно обнял и прижал к своей груди.
- Себастьян, только не ты! Только не ты…
Король вновь отстранился и еще раз заглянул в лицо юноши.
Блаженная улыбка осветила совершенные женственные черты де Абвиля. Он увидел в глазах короля печаль о прошлом, сострадание, молчаливую просьбу. Возможно, это только показалось ему, или он хотел вернуть то, чего давно уже не было, но еще Себастьян мог бы поклясться спасением души, что еще увидел там… нежность. Надежда обманула здравый смысл, любовь оказалась сильнее отчаяния и смерти, вернула силы.
- Простите меня, сир! Я повинуюсь вашему приказу. Себастьян вспыхнул жарким румянцем, но не от чувства вины. Пламя страсти мгновенно разгорелось в нём из едва тлеющих углей дорогих воспоминаний.